(lena013) - Марионетка с недостающими нитями (СИ)

изучал мифологию, то сравнил бы свою сестру с валькириями, но на ум упорно лезли ассоциация с демонами Ада, воздающими за грехи. Тсуна улыбалась в перепалках, улыбалась пока ждала, что противник оклемается, улыбалась замершим судьям, которых чуть не поджарило пламенем ярости — и была предельно серьёзна во время боя.

Интуиция слабо подсказывала, что Тсуна злится. Что она мстит. Что её пламя способно пробраться через защитные барьеры, хоть те даже не треснули.

Тсуна смотрит на поверженных врагов долгие десять секунд, пламя с рук исчезло, но глаза продолжают выдавать сильнейший гнев. Маска равнодушия едва не трещит по швам, когда она оборачивается к зрителям. Казалось, что Тсуна в шаге от того, чтобы научиться испепелять кого-то взглядом.

Губы вновь трогает улыбка — хищная, острая, предупреждающая. Тсуна говорит не много, лишь о том, что она отказывается от всякого титула, не советует угрожать родственникам и, лично для отца, увижу в радиусе километра — убью. Тсуна уходит своим шагом, ровно и спокойно, лениво махнув рукой то ли на прощание, то ли чтобы разморозить лёд. Тсуна точно знает, что Занзас как глава Вонголы, попортит жизнь всем вместо неё.

Она останавливается через квартал и устало прислоняется к стене в свете мигающего фонаря.

— Долго за мной будешь идти? — Тсуна переводит взгляд на репетитора, который мистическим образом выходит из темноты.

Чёрные глаза смотрят пристально, без ярких эмоций, с немым вопросом. Привычно и знакомо — если бы не тело и обстоятельства, можно подумать, что дома. Тсуна вновь улыбается, по-настоящему и извиняюще. Да, это не его-её репетитор, но такая необходимая деталь для новой картины мира. Расставаться всегда было тяжело. Тсуна полагал, что его еще просто не накрыло осознание собственной смерти, лишь из-за чего-то невозможно знакомого.

Тсуна уверен на девяносто пять процентов, что его-её сейчас пошлют и ударят коленом в живот.

— Пойдёшь? — звучит слишком ребячески и Тсуна заглядывает в знакомые глаза снизу-вверх, утягивая за собой невозможной яркостью глаз.

========== Часть 4 ==========

Тсуне снова шестнадцать, она уже относится к своему телу, как к родному, привыкнув обращаться самой к себе в женской форме. Тсуна тянет затёкшие от сна мышцы и жмурится от долгого сна. Запах кофе с кухни безумно тянет встать с нагретой постели, закутавшись в чужую рубашку и не думать как до этого дошло.

На задворках сознания всё ещё остались чисто ученические чувства к наставнику, возможно, хорошему другу — и они никак не хотели соседствовать с чувствами к тому же человеку. Или не тому же? И если задуматься ещё больше, то виновато тело, что его потянуло на мужской пол, или он сам не имел предрассудков, будучи мужчиной? Тсуна искренне старалась их разделять, как и свою жизнь на огромные буквы «До» и «После», ещё больше, чем раньше во времена её реальных четырнадцати лет. По сути ей сейчас тридцать шесть лет, если считать его прошлую жизнь; или пятьдесят, если всё суммировать, так как жизнь Савады Иетсуны она буквально прожила по воспоминаниям.

Ох, лучше не думать об этом.

Тсуна останавливается на пороге, прислоняясь к косяку плечом, наслаждаясь миролюбивой картиной, где Реборн читает газету, пьёт кофе и не ворует ничей завтрак. За него это делает Леон. Тсуна усмехается, привлекая тем самым внимание, и проходит внутрь, игнорируя леденящий холод кафельного пола. Она наслаждается первым глотком ароматного напитка и замечает скользящий по ней взгляд.

— Тебе к лицу, — говорит Реборн и Тсуна смотрит на его рубашку на себе. Хм, вроде бы не в первый раз. Она ловит отражение в дверце шкафчика с посудой.

— Ну да, жёлтая рубашка, блондинистые волосы — не самое плохое сочетание, — Тсуна почти уверена, что во всём виноваты те дни работы в салоне красоты под прикрытием. В той жизни она бы об этом даже не подумала. Наверное, никто из Хранителей не подумал бы.

Она слышит лёгкий смешок со стороны Реборна.

— Я не об этом, — взгляд по-родному насмешливый. Ждёт ведь, чтобы его спросили.

— А о чём? — хмыкает в кружку Тсуна, отчего жидкость булькнула, едва не попав ей на нос. Реборн расслаблен и улыбается на удивление умиротворённо.

— Тебе к лицу счастье, — повторяет он,

--">