(lena013) - Марионетка с недостающими нитями (СИ)

подобного внимания.

Иетсуна делает вид, что ей не больно, не тяжело — это признак слабости, за этим могут быть последствия, шрамы под одеждой болят с подачи собственного пламени.

Иетсуне тринадцать, когда к ней приходит репетитор, лучший киллер мира, высокий итальянец в костюме и чёрной шляпе, чёрные глаза пугающе пронзительны, внимательны, бездонны. Выбора ей не предоставили, новые тренировки, новые приготовления к посту Десятого Вонголы, новые испытания и приступы тихой скрытой истерики.

Иетсуна почти не сопротивляется откровенным издевательствам, которые всё же не переходят разумных границ. Иетсуна плохо знакомится с претендентами на роли Хранителей и теряет их интерес стремительно быстро. Иетсуна не удивляется, что все возможные союзники и друзья перекочевали на сторону брата, даже репетитор как-то необычно вздохнул и ушёл в другую комнату.

Тсунаёши был таким же скромным, немного пугливым и жутко неуклюжим. У него всё валилось из рук, он смеялся над этим, не особо переживал за плохие оценки по гуманитарным наукам и много проводил времени за компьютером. Он всегда мечтал о настоящих друзьях и с радостью принял всех этих ярких, невероятных людей в своей небольшой комнате. Тсунаёши был Истинным Небом и притягивал к себе остальные атрибуты, не задумываясь. Но. Его пламя было слабым, таким же тихим и неспособным на большие подвиги. У Тсунаеши не было той воли, той решимости, которая была необходима пламени — он был из тех, кто искренне надеялся, что проблемы сами себя решат.

Иетсуну пустили в свободное плавание и, как по щёлчку пальцев, появились новые интересные люди, которые не считали её отстранённой или холодной. Иетсуна чувствовала, что тут что-то не так, но не стала слушать интуицию. Иетсуна поплатилась за это предательством и метафорическим ножом в спину с настоящими болезненными ощущениями.

Иетсуна шла на бой с беглецами Вендикаре, как смертник на плаху: обречённая, смирённая и в полном одиночестве.

Не больше, чем сломанная марионетка с недостающими нитями.

Рокудо Мукуро был жесток, силён и больше чем одну капельку безумен. А ещё он был разочарован и сказал, что она похожа на детей Эстранео. Иетсуна бы пожала плечами, если одно из них не было б сломано.

А потом её спасли — чего она не ожидала — и даже откачали. Тсунаёши позвал всех кого мог, так как сил ему всё ещё недоставало, но с пулями предсмертной воли и превосходящим количеством у них был шанс спасти от неоправданно глупой смерти его сестру. По крайне мере, так запомнила Иетсуна, пока репетитор-киллер буквально заставлял её оставаться в сознании и выругался, кажется, на четырёх языках в одном предложении.

Иетсуна хотела сделать татуировку с отказом от реанимации, но её никто б не набил. Не хрупкой девочке четырнадцати лет с блёклыми глазами и чуть седыми волосами, которые теряются в настоящем цвете. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно, ведь её зачем-то откачали.

Конфликт Колец её не интересовал совершенно; опять выбьют остатки духа, опять реанимируют, опять заставят плясать под дудку жизни, когда хочется опустить руки, лечь и никогда не вставать. Она автоматически набирала продукты, оплачивала покупки и медленно шла по улице, когда вдали появились очертания стремительно приближающегося грузовика…

========== Часть 2 ==========

Тсуна просыпался опустошённым, разбитым и дичайше злым. Температура в палате подскочила на десяток градусов, и пришлось взять себя в руки, чтобы успокоиться. Тело слабо ныло, сказывался эффект обезболивающего, ноздри щекотал запах хризантем в вазе на тумбочке. На записке был знакомый почерк Внешнего Советника. Цветы загорелись, и вода в вазе вскипела, сами по себе. Тсуна заставил себя успокоиться, что помогло ему при встрече с дежурным врачом через два часа при обходе. Ему надо было выбраться отсюда, потому побег не был отложен.

Два дня где-то в лесу, чтобы привести мысли в порядок и привыкнуть к новому себе — достаточно для начала.

Чужое тело было странным: более лёгким, более ловким, более гибким. Своя одежда была в крови, но другой не было. Дом встречал ночной тишиной, а своя комната непривычным порядком и до жути знакомым щелчком предохранителя. Реборн явно ждал его — её, надо запомнить — и сейчас оглядывал со

--">