Артемий Кивович Троицкий - Субкультура. История сопротивления российской молодежи 1815-2018

пор:
В форме кубинских революционеров, которую отец привез
из Гаваны, 1962 г. Предоставлено автором

Когда был Ленин маленький
С кудрявой головой
Он тоже бегал в валенках
По горке ледяной.
Ещё я помню, что коллектив октябрят делился на «звёздочки» по пять
человек... Будучи октябрёнком, я впервые услышал рок-н-ролл — музыку
из другого мира. Мне повезло: я подхватил эту инфекцию намного раньше
своих советских ровесников, потому что тогда, в 1963 году, я начал жить с
родителями в Праге.
О родителях. Папа и мама родились в самом конце 20-х годов и во всей
красе представляли советскую интеллигенцию модели «шестидесятники».

6

Лучшие годы их жизни совпали с разоблачением Сталина, хрущёвской
«оттепелью», первым спутником и полётом Гагарина в космос, кубинской
революцией. Они были искренними молодыми интеллектуалами-коммунистами и верили в «социализм с человеческим лицом», пока реальность не
повернулась к ним лицом гораздо менее симпатичным... Я их очень любил,
но они, к сожалению, совсем не любили мою музыку. Мама слушала Моцарта и органную музыку, папа — революционные песни. В 1960 году он,
одним из первых советских людей, полетел на Кубу — и познакомился там
с Фиделем Кастро и Че Геварой. Они встречались и после этого. Смерть
Че осенью 1967 года стала первой семейной трагедией и первым трауром
в моей жизни. Но совсем прихлопнуло нашу счастливую семейку в августе
1968-го, когда советские танки вкатились в Чехословакию. Огонёк энтузиазма в глазах отца угас. Ему было 40 лет.
Лет в девять меня приняли в ряды «Юных Пионеров». Это была уже
более серьёзная организация — что-то вроде коммунистических скаутов
с уставом, клятвами, летними лагерями и построениями под красным флагом. Продержался я в пионерах недолго, года три — меня исключили за
то, что крутил в школьной радиорубке западную бит-музыку. Вскоре после
этого я перешёл в другую школу и там как ни в чём ни бывало снова надел
красный галстук (отличительный признак юного пионера), который провисел на мне меньше года: меня вновь исключили — на этот раз за антисоветскую пропаганду. Я болтал среди учеников о прелестях «социализма с
человеческим лицом» и позорной интервенции, и кто-то из них донёс. Хорошо, что мне было всего 13 лет: будь я постарше, меня бы исключили из
университета или уволили с работы. Больше я так наивно не подставлялся,
но обиду на советскую власть затаил...
Политическим активистом я не стал — да и примкнуть было бы не к
кому; время было глухое и тупое — зато нашёл бесчисленное множество
соратников по так называемой «внутренней эмиграции». Мы, битломаны,
фанаты рок-музыки, хиппи — телесно присутствовали на улицах Москвы и
Ленинграда, учились и работали среди плакатов «Слава КПСС!», портретов Ленина и Брежнева, коммунистических заклинаний в эфире и прочего
тоталитарного мусора — но душой и сердцем витали в идеальном мире
имени Леннона, Хендрикса, Боба Марли, лужаек Вудстока и калифорнийского солнца. В 1972 году я стал, судя по всему, самым первым в Москве
диск-жокеем; спустя 2 года комсомольцы (ВЛКСМ — Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодёжи; главная официальная молодёжная организация в СССР) дискотеку закрыли в силу её идеологической
вредности. Столкновения с реальностью бывали болезненными, но это не
останавливало ищущих альтернативу.
Карнавал катился по десятилетиям и всячески трансформировался:
следом за Дэвидом Боуи я сменил разноцветные брюки-клёш на строгое
чёрно-белое обмундирование и лишился большей части волос. Панк, ньювейв — мы стали энергичнее и ближе к окружающему миру. Неожиданно
появилось множество групп, которые пели по-русски и пели абсолютно
недопустимые для официоза вещи; возникли рукописные рок-журналы и

Октябрятская звёздочка

7

DIY-индустрия подпольных звукозаписей. Все 80-е годы я был совершенно одержим этой бешеной стихией «русского рока»: сначала помогал ему
выживать в годы агонии советского режима, затем — в недолгий период
«перестройки и гласности» — продвигал своих любимых артистов в стране
и за границей, писал о них книги и снимал документальные фильмы.
Когда рок в России торпедировал кризис идентичности, и он стал
частью развлекательного истеблишмента, я тоже растерялся, но вскоре
нашёл новую игрушку — танцевальную клубную электронику. Диджеем
я не стал, поскольку хаус и техно мне --">