Пётр Александрович Руднев - Стихотворение А. Блока «Все тихо на светлом лице…» (Опыт семантической интерпретации метра и ритма)

интонации и метра весьма убедительно подтверждают наше предположение о близости этого стихотворения Блока 1903 г. к вещам, созданным в течение предшествующего периода его творчества.

Теперь можно приступить непосредственно к семантическому анализу данного текста на высшем уровне — уровне композиционно-идейном.

Лирическая ситуация, возникающая в смысловом контексте стихотворения, варьирует нечто подобное, встречавшееся в таких вещах «Стихов о Прекрасной Даме», как «Тихо вечерние тени…» (I, 77), «Кто-то шепчет и смеется…» (I, 89) и др. Правда, в анализируемом стихотворении традиционная для Блока 1901 г. лирическая ситуация осложнена еще мотивом, связанным с поэтизацией акта творчества (впрочем, ср. также такие вещи предшествующего этапа, как «Я шел к блаженству. Путь блестел…» — I, 20; «Сама судьба мне завещала…» — I, 21).

В стихотворении «Все тихо на светлом лице…» отчетливо прослеживаются три «пространственных» семантических сферы, располагающиеся в вертикальной плоскости. 1) Высшая — Ее сфера («Все тихо на светлом лице…»; «У подножья Ее торжества…» — первая и заключительная строки, реализующие кольцевую композицию, столь характерную опять-таки для лирики раннего Блока. Причем, здесь ощущение кольцевого принципа возникает на основе «чистой» семантики — никаких формальных соответствий между первым и восьмым стихами внешне не обнаруживается^[6]). 2) Промежуточная сфера — сфера природы (точнее — пейзажа, интерпретированного в мистико-философском плане: «И росистая полночь тиха…»; «То — ночные цветы — не слова. ‖ Их росу убелила луна…»). 3) Низшая сфера — мир героя стихотворения, который соприкасается с идеальным миром Прекрасной Дамы (с миром высшей сферы) благодаря своей сопричастности искусству, акту поэтического творчества, в то же время соотносясь и с промежуточной сферой «росистой (т. е., видимо, белой, что очень значимо в системе поэтики Блока той эпохи) полночи» («С немым торжеством на лице ‖ Открываю грани стиха…»; «Шепчу и звеню, как струна…»).

В этой «пространственной» иерархии семантических сфер своеобразным переломным моментом экспрессивной динамики поэтической идеи вновь оказывается четвертый стих, ибо по направлению к нему усиливается напряженность экспрессии, а по направлению от него к финалу (прозрение причастившегося акту творчества героя совершилось!) в развитии лирической ситуации ощущается своего рода «катарсис» — герой снова через природу, но уже в новом качестве (просветленный высоким искусством поэзии) соприкасается с миром «Ее торжества». Кольцо лирического сюжета замкнуто, но не по кругу, а по спирали. «Развязка» лирической ситуации такова: пафос Творчества и пафос Любви — Служения Идеалу оказываются слитыми воедино.

Столь же едиными и взаимно дополняющими друг друга оказываются семантический анализ низшего метрического уровня и высшего уровня поэтической структуры — уровня идей. Следовательно, поставленная в настоящей заметке задача решена более или менее удовлетворительно.

Примечания

1

См., например, из новейших работ: Л. И. Тимофеев. «Анчар». В кн.: Русская классическая литература. Разборы и анализы. М., 1969, стр. 39—48; А. Жовтис. Стихи нужны… Алма-Ата, 1968, стр. 116—127.

(обратно)

2

Ср. работу М. Гаспарова «Стиховедение нужно…» (Вопросы литературы, 1969, №4, стр. 205—206), где аналогично поставлен вопрос. См. еще: Р. О. Якобсон. Разбор тобольских стихов Радищева. В кн.: Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры. К 70‑летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР П. Н. Беркова. М.—Л., 1966, стр. 228—236.

(обратно)

3

Александр Блок, Собр. соч. в восьми томах, т. 1, М.—Л., 1960, стр. 528. В дальнейшем ссылки на это издание в основном тексте (первая цифра обозначает том, вторая стр.).

(обратно)

4

См.: В. Е. Холшевников. Основы стиховедения. Изд. ЛГУ, 1962, гл. «Интонация».

(обратно)

5

См.: М. Л. Гаспаров. Русский трехударный дольник XX в. В кн.: Теория стиха. Л., 1968, стр. 67 след.

(обратно)

6

Видимо, здесь мы сталкиваемся с таким прецедентом, когда «автор намеренно нарушает единство формы и содержания, чтобы лучше выделить содержание» (Д. С. Лихачев. Принципы историзма в изучении единства содержания и формы литературного произведения. В кн.: Вопросы методологии литературоведения. М.—Л., 1966, --">