Александра Дмитриевна Люблинская - Французский абсолютизм в первой трети XVII века

общих для европейских стран.

Франция занимает в этих теориях едва ли не первое место не только в силу своей объективно большой роли в истории всего континента, но и потому, что многие явления, определяемые ныне как специфические для «трагического века», получили в ней свое наиболее четкое выражение (экономический кризис, меркантилизм, абсолютизм, классицизм и т. д.). Особый интерес в связи с этим приобретает первая половина столетия, когда противоречия проявились особенно ярко, когда «распалась цепь времен» и все общество пришло в состояние брожения.

Повышенный интерес к экономической истории XVII в. следует поставить в прямую связь с тем вниманием, которое многие представители зарубежной историографии проявляют к важной и сложной проблеме зарождения капитализма и его развития в недрах феодального общества. Очень знаменательно в этом отношении не только появление еще в 1946 г. книги английского марксиста Мориса Добба,^[1] но и особенно возникшая в связи с ней оживленная дискуссия,^[2] продолжающаяся, собственно говоря, и поныне.^[3] Советские историки очень быстро откликнулись на нее рецензиями,^[4] где были даны оценки взглядов Добба и других участников дискуссии и подчеркнут методологический интерес проблемы.

Дискуссия охватила широкий круг социально-экономических тем в истории стран Западной Европы XV–XVIII вв., но наиболее плодотворным было ее действие для исследования наиболее «темного» (в плане экономической истории) XVII в. Отправляясь от сравнительно хорошо изученного в этом отношении XVI в., историки оказались в довольно затруднительном положении перед лицом фактов, недостаточно осмысленных. Поразительной казалась общая картина отсутствия поступательного движения уже в первой четверти XVII в., а затем длительный застой и даже упадок. В первую очередь это касалось цен. После работ Гамильтона, посвященных «революции цен» в XVI в., в зарубежной историографии сложился своего рода канон, по которому движение цен полагалось класть в основу любого исследования по экономической истории.^[5] Затем в орбиту внимания историков вошли также социальные конфликты — многочисленные крестьянские и городские восстания. Большую роль при этом сыграла книга Б. Ф. Поршнева «Народные восстания во Франции перед Фрондой», опубликованная в 1948 г. и ставшая известной за рубежом после появления полного немецкого перевода,^[6] а также после рецензий во французской печати и перевода ее большого введения.^[7] На фоне экономической депрессии XVII в. и классовых столкновений особое значение приобрели важнейшие события середины столетия: английская революция и Фронда, оцениваемая Б. Ф. Поршневым как неудачная буржуазная революция. Вокруг этих тем также разгорелась оживленная дискуссия. Словом, история XVII в. стала одной из самых актуальных тем. Каждое новое исследование, будь то большая книга, основательная статья или даже небольшая заметка, вносит тот или иной по размерам, но всегда интересный вклад в разработку проблемы.

Одна из наиболее ранних и вместе с тем наиболее разносторонняя и полная концепция общего кризиса в развитии западноевропейских стран в XVII в. принадлежит Р. Мунье, выпустившему в 1953 г. четвертый том серии «Общая история цивилизации» под названием «XVI и XVII века. Прогресс европейской цивилизации и упадок Востока (1492–1715)».^[8] За 8 лет книга выдержала 3 издания, что свидетельствует о большом успехе не только в среде специалистов, но и у широкой публики. Она написана ярким и выразительным языком, богато иллюстрирована. Обширный раздел посвящен различным аспектам кризиса и его преодоления. В патетическом вступлении к разделу звучит главный лейтмотив книги: «XVII век — это эпоха кризиса, воздействовавшего на все стороны человеческой деятельности: экономическую, социальную, политическую, религиозную, научную, художественную, а также на все существо человека вплоть до самых глубин его жизненных сил, его восприимчивости, его воли. Этот перманентный кризис отличался, если можно так выразиться, резкими колебаниями интенсивности. В течение длительного времени в нем сочетались и перекрещивались противоположные тенденции, то сливавшиеся, то боровшиеся друг с другом, и нелегко различить в этом столкновении отдельные перипетии или решающие даты. Противоречивые и раздирающие тенденции сосуществовали тогда не только в Европе, но и в одном и том же государстве, одной и --">