Вадим Леонидович Цымбурский - Латинский трилистник

дух», с родственными образованиями в др.-русск. кудь «воля, желание, изволение», русск. диал. куд «злой дух», кудь «волхование», откуда общеславянский глагол *kuditi «хулить, порицать» [ЭССЯ 1987 : 82-84]. Если впрямь видеть в *kudo дублет к *čudo, хотя бы испытавший в семантике «косвенное влияние гнезда *kovati, относящегося не только к кузнечному мастерству, но и к колдовству» [ЭССЯ 1987:83], то пришлось бы заключить, что праформа caus(s)a обнаруживает наибольшее морфологическое схождение именно с этим славянским раритетом (<*kouH₁dos).^[7]

В заключение, краткого комментария достоин контраст семантики causa «причина» и κῦδος «магическая харизма», *čudo «чудо, знамение». Во всех этих случаях родственными словами характеризуются явления, привлекающие внимание очевидцев и тем самым способные возбуждать определенные людские ожидания. Но греческое и славянское слова относятся к феноменам, выпадающим из обычного порядка вещей и могущим обретать роль примет-знамений в силу своего общего аффектоносного воздействия. А вот лат. causa как «причина» - это лишь один из видов «рассмотрений» и «усмотрений», одно из многих применений слова, выражающего нацеленность сознания на артикуляцию жизненного опыта людей – артикуляцию речевую, дискурсивную (causa - тема обсуждения), мотивационную (causa - зримые обстоятельства, мотивирующие эмоцию или изволение), сигнификативную (causa - примета будущего события). Это тот случай, когда впору было бы порассуждать о «духе языка» и «духе народа».

Но не менее интересна и типология «внутренних форм», вкладываемых языками в понятие «причины». Славянская причина нечто творит и «учиняет», устраивает. Греческая αἰτία, родственная «року, судьбе» (αἶσα «рок» <*αἶτyα) «требует» (αἰτεῖ) чего-то ей причитающегося, смыкаясь с идеей «преследующей вины» (αἰτία как «вина» и «обвинение в суде», αἴτιος «виновник»). В конце концов – она восходит к образу «полагающейся кому-либо доли или штрафа, уплачиваемого за что-либо», ср. авест. aeta «полагающаяся часть, долг, штраф», оск. aeteis «partis «части». (впрочем, понимание причины как «вины» известно и славянам - вспомним, хотя бы русское ироническое «виновник торжества»). Пралатинская же причина применительно к миру, к природе вещей озабоченно усматривалась или высматривалась, а в жизни человека сама во многом проявлялась как его усмотрение. Через «усмотрение» и «усматриваемое», «притягивающее внимание» этимологически роднятся «причина» и «чудо».

2. Форма и дхарма (Введение в тему).

Я определяю данный этюд как «введение в тему», раскрытие которой потребовало бы привлечения и проработки источников в количестве, пока что для меня неподъемном.

Забвение старых этимологий иногда оказывает плохую услугу компаративистике. Есть ряд случаев, когда сближения, популярные в Х1Х веке, оказались произвольно отброшены индоевропеистами первой половины ХХ в., так что к его концу некогда вполне прозрачные в глазах ученых лексемы индоевропейских языков начинают походя трактоваться как «неэтимологизируемые», давая поводы для «субстратных» или «адстратных» гаданий. А между тем перепроверка материала зачастую побуждает реабилитировать старые объяснения, хотя иногда на совершенно новом уровне семантической проработки.

Именно такой случай – лат fōrma, с долготой корневого гласного, восстанавливаемой по ряду надписей и по некоторым романским отражениям, вроде ст.-франц. fourme. В XIX в. Л.Мейер, В.Корсен, А.Ваничек, и Г.Курциус без колебаний видели в этом слове корень *dher- «держать, крепить, нести», предполагая точной параллелью к fōrma некое редкое образование из трудов санскритских грамматиков dhariman «образ»^[8] [Corssen 1863:169-170; Vaniček 1874:77; Curtius 1879:257, со ссылкой на оставшуюся мне недоступной статью Л.Мейера от 1850г.]. Более известные древнеиндийские производные от того же корня dharma, вар. dharman, учитывались исключительно в значениях «долг, обряд, закон» и рассматривались как продукты иного смыслового развития, чем у forma - развития, якобы, общего с греч. θρησκεία «религиозное почитание» (сходно о dharma –[Boisacq 1923:349-350]).^[9] Но в ХХ столетии это толкование лат. forma было радикально отвергнуто этимологами. А.Вальде и переиздавший его словарь Й.Хофман сочли эту идею ложной на странном основании семантической отдаленности лат. forma от таких рефлексов *dher- в латыни как firmus «прочный» и frētus «уверенный» [Walde-Hofman 1938:531]. Об руку с ними А.Эрну и А.Мейе полагают «наиболее соблазнительным» видеть в firmus точное --">