И. М. Суриков - Жизнеописание подвижницы и прозорливицы блаженной старицы Евфросинии, Христа ради юродивой княжны Вяземской, фрейлины императрицы Екатерины II

балясником, окаймила деревьями, но матушка поместила в ней свою корову, сама же приютилась у ней в доме в трехаршинной комнате, между задней и передней девичьими комнатами, и в этой-то тесной каморке ютились с нею куры, индейки с цыплятами, кошки с котятами и две собачки. Поэтому там была страшная, невыносимая духота, так что едва несколько минут можно было там пробыть свежему человеку. Старица же со всяким усердием служила Творцу и восхваляла Господа. И кто исповедует вполне лишения, труды и подвиги ее! Разве один Бог, создавший сердца и разумеющий все дела Свои...

Людям же хотя и желалось подметить нечто из ее духовного и, но не совсем то было доступно. Едва только кто подойдет к двери ее комнаты, как собачки залают, и увидит то, что матушка спит, да храпит. А если кто в комнату взойдет, они до того озлятся, что непременно выгонят, разве только она, по своему усмотрению, остановит их словами: молчите! это наш или наша, и они успокоятся.

Принимая к себе посетителя, матушка с первых же слов начинала высказывать укоризны да жалобы на то, что «замки у ней поломали и все поворовали». Это она говорила иносказательно о любопытных, которые останавливались, подсматривали и как бы обкрадывали ее духовное делание.

Но как ни ограждала она свою храмину, как ни скрывала от взоров людских свое деяние и ведение ― горящий светильник ее и из-под спуда светил любознательности нашей.

Она постоянно была в самоуглублении и молитве; иногда видели ее с устремленными горе глазами и поднятыми вверх руками; поднимая и опуская руки, подобно детям, как бы выпрашивала она чего-нибудь; иногда ударяла себя в грудь руками и испускала тяжелые вздохи. Когда же была она в своей комнате, то большей частью видали ее лежащею на локтях, ― в этом же положении приняла она и смертный час. Из этого можно заключить, какой ее был покой и сон.

Пищи она употребляла весьма мало, может быть, несколько золотников в сутки, потому что приносимые блюда кушаний всегда отдавала своим бессловесным сожителям, и часто случалось видеть, что не псы питались от крупиц ее трапезы, а она питалась от остатков их. Впрочем, не всегда сожители ее пребывали с ней: когда она приобщалась Св. Христовых Таин, то высылала их из своей комнаты на целый день.

Любила она полежать и на воздухе, только не в саду на зелени, но на пометах при конюшне, скотных дворах и тому подобное. Много раз ее находили лежащею в этих местах; в зимнее же время, в лютые морозы, без обуви, только в одном ватном капоте, также лежала она в этих местах.

Отец Павел Просперов², будучи определен на место по предсказанию старицы Евфросинии, до самой ее кончины имел к ней сыновнее почтение и искреннюю веру, оправданную, как сам свидетельствует, тысячекратными опытами. Он был ее духовным отцом и знал ее жизнь. Он же и погребение ее совершал. Матушка Евфросиния Григорьевна своею подвижническою жизнью, достигла такого нравственного духовного совершенства, что приобрела даже дар прозорливости. Многие приходили к ней за советом. Она провидела мысли, намерения и дела; предвидевши будущее, она предугадывала великие события, общественные и частные, подавала помощь больным, утешала скорбящих, примиряла враждующих, спасала погибающих, приходила к одру умирающих и по ее молитвам они получали исцеление. Отец Павел Просперов рассказывал следующее: когда его жена была еще девицею, она ходила к Преподобному Сергию с товарками и по дороге зашли в город Серпухов. Когда подошли они к монастырю, старица сидела на лавке около ограды, неподалеку от нее стояли молодые парни и бросали в нее кто чем попало. Старица встала и подошла к ним, говоря: «Ну-те бейте меня, плюйте в меня». Те отвернулись от нее и стали отходить. И она отошла. Богомолки, узнавши, что это матушка Евфросиния, подали ей письмо. Старица, прочитав его, ни к кому не обращаясь, сказала: «какая добрая барыня заболела и умерла», что и сбылось. Вскоре после этого барыня эта заболела раком и умерла. Затем старица пригласила к себе на ночлег всех богомолок (их было пятнадцать человек). Принявши всех в свое жилище, она принесла им квасу и хлеба; накормив их, уложила спать в сарайчик, а будущую жену о. Павла и дворовых ― в своей комнате, где они и рассмотрели ее и что у ней. Одежда на ней была одна ― сарафан, он же и рубашка, наподобие стихаря, из толстого неваляного серого сукна, голова стриженая, на шее ожерелье медное, толщиною в палец; кроме того, на шее еще висела такая --">