Натан Яковлевич Эйдельман - Александр Радищев

тобой можем сделать в жизни?

— Я думаю, — отвечал Кутузов, — что мы станем хорошими, честными людьми, если, конечно, не испортимся!

— Ты всё про нас двоих говоришь, — отмахнулся от шутки Александр. — А я про всех.

— То есть как это про всех?

И тут друг Александр задал другу Алексею тот самый вопрос, на который когда-то не ответил дядя:

— Можно ли быть счастливым, если вокруг тебя несчастные?

Кутузов тоже не мог точно ответить. Счастливым быть очень хотелось. Но если кругом несчастные, а ты один весёлый, сытый, здоровый, одним словом, счастливый — это ведь стыдно!

Надо бы всем несчастным помочь, но как?

— Ладно, — окончил спор Кутузов, — пойдём-ка сейчас в театр, потом вернёмся домой, потом будем ещё учиться, будем думать — и когда-нибудь ответим на твой вопрос.

СТУДЕНТЫ

Однажды Радищев и Кутузов узнали, что они уже не пажи, а студенты. Царица велит им и ещё нескольким молодым людям немедленно отправиться в Германию, в город Лейпциг, который славится своим университетом. Чтобы русские студенты не ленились и прилежно учились, к ним приставили начальника, майора Бокума. Тут началась у Радищева такая жизнь, какой не было ни в деревне, ни в Москве, ни в Петербурге. Дома он и его товарищи были богатыми помещиками, здесь, в Лейпциге, они — бедняки. Майор поселился в удобной, большой квартире, Радищев с Кутузовым — в маленькой, сырой, грязной комнате. Друзья спят, накрывшись одеялом, которое от старости вот-вот рассыплется на лоскутки. Другие же и того не имеют: кутаются в шинели. Наступает утро, пора в университет идти, и студенты надевают стоптанную обувь, потёртые кафтаны. На новую одежду майор денег не выдаёт, но старается их положить себе в карман.

Пришли в университет, а заниматься нелегко, мысли не о том: очень уж есть хочется. Майор кормит их тухлым или твёрдым, как подошва, мясом, поджаренным на горьком масле. Попробовали некоторые из русских студентов жаловаться — майор кричал, кое-кого палкою избил да ещё заказал тесную клетку, чтобы с помощью стражников туда запирать провинившихся.

Радищева и Кутузова начальник, правда, бить не посмел: боялся, получит отпор. К тому же они, даже замерзая и голодая, учатся отлично.

— Плохо мы живём, — говорит Радищев другу, — но всё-таки даже здесь едим и одеваемся во много раз лучше, чем наши крестьяне в России. Бокум хоть нас и мучит, но всё-таки не может тебя или меня продать или обменять на охотничьих собак.

Кутузов отвечает, что и немецкие крестьяне живут ненамного лучше русских.

— Так что же нам делать, чтобы другим помочь? — не отстаёт Александр.

— Вернёмся домой, увидим, — успокаивает его Алексей.

А Радищев всё повторяет:

— Нельзя надолго откладывать, надо что-то придумать. Мне кажется, нам с тобою, Алексей, хорошо бы стать писателями. Надо написать книги о том, как сладко живётся одним, потому что они ограбили других. Люди прочли бы наши книги, и тогда всё бы изменилось.

Кутузов смеётся:

— Ты жалеешь крестьян, а они ведь неграмотные и ничего прочесть не сумеют. Прочтут их хозяева да тут же нас и накажут.

— Так что же делать?

— Вернёмся домой, увидим!

ДОМА

Пять долгих лет учились в Лейпциге. Наконец настал час домой возвращаться. Когда уезжали в Германию, было Александру Радищеву семнадцать лет, а теперь уже двадцать два.

Двинулись в путь, скоро и русская граница. Удивились пограничные стражники, увидав, как из кареты выскочили несколько высоченных парней и, будто малые дети, принялись отплясывать с криками: «Россия! Россия! Мы дома!»

Ещё через несколько дней увидели Радищев и Кутузов шпиль Петропавловской крепости, Зимний дворец, Неву. Путешествие окончено, они в столице. И тут Радищев напоминает другу:

— Алексей, ты сказал: «Вернёмся домой, там видно будет». Вот мы и дома — что же тебе видно?

Кутузов отвечает, что надо поступать на службу. Он сам уж записался в полк и скоро уедет воевать с турками. Не --">