Евгений Лисицин , Алекс Рок - Князь Рысев 5

Князь Рысев 5

Глава 1

Все было почти как в фильмах про войну.

Стол, стул, лампа, из которой нет-нет, да выглядывал любопытный чертенок.

Он смотрел на меня со смесью презрения и жалости — видимо, чуял во мне собрата, добровольно отказавшегося от дьявольской сути.

Наверно, точно так же я смотрел бы на того, кто решил перестать быть человеком.

Вокруг было темно, а я ощущал себя мальчишкой, которого за плохое поведение усадили в угол — поразмыслить и вообще.

Местная мгла была совершенно иной, не как та, к которой я почти успел привыкнуть. Прошло, наверное, ровно полгода с тех самых пор, как я выбрался из треклятых туннелей, но память, казалось, желала сохранить в себе сочные моменты тех дней навсегда.

Потому что тут, за пределами укрытого в подземье храма самого Сатаны, все слишком мягко, обыденно и блекло.

Настоящий свет можно узреть только в беспросветной мгле.

На столе лежала папка с моим личным делом — ждала своего часа.

Мне вспомнилось, как шесть месяцев тому назад я отчаянно пытался выяснить, кто же хотел меня похитить, а кому позарез понадобилось меня убить.

Сейчас, после того что творилось на улицах Петербурга — Петербурга ли лишь? На улицах всей страны! — стоило лишь выглянуть в окно, чтобы понять, какие же это были мелочи.

Мелочи, суета, серость местного быта.

Аристократия благородных родов развлекалась меж собой годами, устраивая кровавые стычки, пытаясь вырвать изначальные артефакты. Словно желали перещеголять друг дружку в эпатаже и кровожадности.

За просторами этих стен теперь они спешили сплотиться, стать единой, монолитной структурой перед лицом общей опасности.

Я ухмыльнулся — лоскутное лицо их монолита было шито белыми нитками и трещало по швам. Они проворачивали подобные фокусы во время войны, неизменно сохраняя статус-кво. Потому что в войне можно выиграть или же, напротив, проиграть — это слабо изменит общий расклад сил. Несчастные крестьяне станут еще несчастней, благородные роды хапнут еще глоточек благородства и устремятся в космические дали забвения от одной лишь попытки осознать свое величие.

Вот только все это не работало в новых условиях. Война вырвалась к нам из адских глубин, заполняя собой все сферы жизни. Враг был силен не танками, толщиной калибра и стройными рядами.

Сам Ад, словно из священных писаний, вылился на улицы. Некогда вынужденные работать бесы теперь с превеликим удовольствием творили чад кутежа над бывшими рабовладельцами.

Интриги, тайны, заговоры — все, что буйным цветом расцветало прежде, оказалось для аристократии разъедающим изнутри ядом. Они не могли долго работать сообща — прежние обиды не давали им покоя, тащили на дно…

Интересно, каково это — осознавать, что привычный мир гибнет в дьявольском огне, и ты рад бы его спасти, но вот только не с остальными.

В одиночку, хотя понимаешь, что не справишься.

По правую руку, соседствуя с краснокожей папкой — я не удивился бы, если бы она в самом деле была сделана из одной знакомой мне дьяволицы, — лежала газета.

Свежая, еще пахнущая чернилами.

На французском языке, конечно же…

Под ней покоился тонкий рукописный лист того, что издавалось в России сейчас. Егоровна словно нарочно положила их, на что-то намекая. Знать бы еще толком на что.

Голова болела и гудела, словно паровоз. Чашка кофе манила чарующим ароматом, от тонкого, словно лист бумаги, бутерброда, мутило.

Аппетита не было совсем, да и откуда ему взяться? Руки сковывали наручники, я, наверное, с добрую неделю кукую в застенках секретных лабораторий инквизаториев.

Сейчас будет очередной допрос — все, что я мог им рассказать, рассказал уже давным-давно. Один инквизаторий сменял другого — то моложавый рубаха-парень, то строгая, постоянно дело скребущая пером по бумаге девчонка в кристаллитовых очках. А до них, кажется, был пузатый и угрюмый, с хриплым голосом и вечно потеющий.

Они навевали скуку так, как не мог ни один из преподов офицерского корпуса.

Я выдохнул — все мои друзья, да и недруги тоже сейчас где-то там, вместе с своими подручными бьют получивших свободу бесов.

Ссутся в штаны, визжат от неизбывного ужаса, уступают культурную столицу по клочку — но бьются.

Французский не был мне родным, но я сомневался, что новости оттуда чем-то шибко отличались --">