Максим Андреевич Далин - Чародеи

Макс Далин Чародеи

В горящее Юлькино лицо летит водяная пыль.

Чёрный дождь.

Предновогодняя оттепель покрыла мостовые грязной наледью, а газоны превратила в месиво из оттаивающей земли и мокрого снега — ноги то скользят, то вязнут. У входов в парадные тускло, еле-еле, светятся лампочки — через одну, почти не мешая сгущаться раннему сумраку. Липкая темень, как нефть, наполняет двор, затекла во все углы.

Мешает дышать. Мешает бежать.

А преследователи сопят и топают за спиной — и внутри поднимается, разгорается тёмный огонь, и панический ужас гонит Юльку вперёд.

Особый ужас. Не перед злобными идиотами сзади — наоборот, их почти жаль. Перед беспощадным прожектором, уже вспыхнувшим где-то под рёбрами. Его бесплотный свет кажется почти реальным, освещает Юльке путь — пока только двор, опостылевший, но обычный двор.

Пусть так и будет, пусть так и будет, бьётся в висках.

Но в том же обжигающем мёртвом свете изнутри уже виден и кусочек будущего.

Не надо, не надо, не надо!

И вдруг — траншея.

Опять коммунальные гады тут трубы выкопали! Чинят, чинят… чтоб им в аду вечно эту ржавчину хлебать, мелькнуло в мозгу — но Юлька тут же мотает головой, вытряхивает сорвавшуюся мысль: нет-нет-нет, шутка, шутка, шутка! Волна ужаса окатывает тошным ватным жаром.

Вот тут-то они и догнали.

С одной стороны — траншея, свет скудного фонаря не достаёт до дна, прыгать — переломаешь ноги. С другой — трансформаторная будка. К будке Юлька отступает, отступает, чувствуя тошную безнадёжность. Загнали в угол — и приближаются.

Юлька ещё трепыхается, сопротивляется ещё, тянет руки, пытаясь как-то удержать их, остановить:

— Ребята, не надо!

А Зёма ухмыляется и выщёлкивает лезвие ножа:

— Надо, сука!

Ох, дурак… жалость расползается мокрыми ошмётками.

— Ну пожалуйста… ребята… не подходите, пожалуйста…

Пока между ними и Юлькой есть какое-то пространство, пока не трогают, не прикасаются — ещё можно оттянуть, погасить, остановить, но…

Идиот-Прыщ, шестёрка, вечный прихлебатель, выслуживается перед Зёмой, делает быстрый шаг и бьёт Юльку кулаком по лицу.

Она отлетает назад и впечатывается спиной в стену, но уже не чувствует боли — только вкус крови во рту. Кошмарный прожектор внутри вспыхивает в полный накал, превращается в сонар, в рентген, выжигает и жалость, и страх.

Юлька выпрямляется и смотрит. Улыбается окровавленными губами.

Кодла Зёмы замирает, но уже поздно.

— Какой ты, Прыщик, молодец, — говорит Юлька медленно, и голос звучит не умоляющим кудахтаньем, а тяжёлым медным звоном. Погребальным набатом. Сильно. — Поймал. Судьбу. Ну давай, держи в обе руки. Я вижу. Ви-ижу, сопля ты жалкая. Мозги твои на асфальте. На-адо же, сколько у тебя мозгов, а так сразу и не скажешь!

И хохочет.

Её хохот настолько страшен, что Серый пятится и шепчет:

— На хрен, на хрен, я пошёл, я уже ухожу…

А у Прыща вытягивается пятнистая морда, и он бормочет:

— Ой, бля, заткнись!

— Ты, Прыщик, космонавтом быть не хотел? — хохочет Юлька, ужасаясь собственным словам, но замолчать не может — иначе свет чудовищной правды разорвёт изнутри. — Будешь! Полетаешь! С восьмого этажа, а-ха-ха!

Зёма бьёт её в живот носком ботинка. Юлька сгибается, но не чувствует боли и не отводит взгляда. Её почти нет, есть только адский прожектор внутри, она сама — беспощадный луч.

— Зёмин, радость моя! — хохочет из её разбитого рта медный чужой голос. — Твой братец перед смертью обблевался и обосрался — и с тобой то же будет. Все кишки выблюешь, аж скоряки удивятся!

— Ведьма! — шепчет Зёма белыми губами.

«Струсил!» — хохочет то, что внутри.

— Ну, что ж ты? — хохочет тварь, в которую превратилась Юлька. — Давай, убей ведьму, ну?! Переживёшь меня на пару дней, а-ха-ха! Ты, малыш, ничего не кушай и не пей: отра-авишься!

Юльке вдруг становится хорошо и легко. Она больше не пытается заткнуть, заглушить этот голос изнутри, она улыбается Зёме почти радостно и идёт навстречу ему.

— Зёмин, — говорит тварь изнутри издевательски, — что ты замер-то? Обгадился раньше времени, да? Страшно убивать? А умирать тебе не страшно, падаль ходячая? Ведь то, что ты ещё ходишь, одна видимость, умора!

Юлька готова. Но Зёма передумал. Он опускает руку с ножом и пятится. Слабак. Тряпка. Трус. Юлька идёт на него, хохоча и встряхивая волосами, а он пятится и пятится, а Серый уже смылся, а Прыщ чуть не --">