Ядвига Елисеева , (Hjordis) - Танец на цыпочках (СИ)

На залитые солнцем леса и долины Ведрада — Красного Леса — не ступала нога художника. Красные с золотом деревья все сезоны радовали глаз вечной осенью. Вдалеке в синей дымке возвышалась голова вулкана Тир-Фради. Говорили, что где-то там и обитал Тысячеликий бог, en on míl frichtimen.

День шёл к закату. На лесной тропе показались два всадника на несёдланных пятнистых лошадях. Если приглядеться, можно было увидеть молодого человека в тунике лекаря и тощего вихрастого мальчишку лет двенадцати с маленькими рожками, напоминающими древесные корни. Лица обоих были раскрашены в цвета Речных Целителей — волнистые синие линии на белом.

Мальчишка нервно оглядывался. Одной рукой он вцепился в конскую гриву, а другой крепко сжимал рукоять небольшого кинжала на поясе.

— Катасах, Учитель, зря мы пошли по равнине. Тут зверья полно. Нас же сожрут вместе с конями, и всё тогда! Тогда чего толку от нас, от лекарей, когда и сами сдохнем, и к больному не доедем?..

— Обратись к Тысячеликому, попроси благословения нашему пути. Оно успокоит тебя.

Мальчишка тут же зажмурился и забормотал молитву. Катасах улыбнулся. Тысячеликий бог хранил многочисленные племена своего народа, Детей Тир-Фради. Ровно настолько, впрочем, чтобы им всё же требовались и лекари, и воины. Но размышлять о неисповедимых путях en on míl frichtimen было делом жрецов и духовидцев. Не Катасаха.

— Только, Айден, — каверзная улыбка молодого учителя была и лучистой, и шкодливой, — запомни главное: на Тысячеликого надейся, а сам не плошай!

Глаза Айдена округлились, и он запнулся, не дочитав молитву.

— Но в чём тогда смысл, Учитель?

— Три дня тебе на подумать. Потом и скажешь!

Квадратная пятерня мальчишки задумчиво чесала за рогами. Страх как рукой сняло. Остаток дороги так и прошёл в догадках, упражнениях на логику и построении причинно-следственных связей. Учитель и ученик мчались в сумерках, разбивая облачка комаров над тропой.

К ночи они уже были в Ведраде. Их встретили взволнованные девчонки на тонконогих лошадках. По дороге в деревню девушки наперебой рассказывали о больной. А точнее, о роженице, что вот уже сутки не могла разрешиться от бремени.

Это был первый выезд для Айдена, его боевое крещение. Мальчишка смотрел во все глаза на учителя, силясь разглядеть, предугадать дальнейшие распоряжения. Но Катасах оставался доброжелательно-невозмутим.

Спешившись, лекари побежали к хижине, из которой доносились страшные крики. Вокруг горели огни. Неподалёку на земле сидел мужчина, обхватив руками колени, и плечи его мелко вздрагивали. Должно быть, отец.

— Стервятник Мев уже здесь!.. — прорыдал он на звуки шагов вновь прибывших.

— Молока ему налей, — лекарь махнул рукой в сторону мужчины.

Ученик осторожно вылил в плошку мутной тягучей жидкости из бурдюка. В темноте она казалась совсем черной.

— Сюда иди, — голос учителя раздавался уже из самой хижины.

Айден немного помялся, набрал побольше воздуха в лёгкие и вошёл.

На мокрых циновках металась бледная молодая женщина и надсадно кричала. Родственницы рядом промокали ей лоб и поили. Поодаль у переполненного подношениями алтаря en on míl frichtimen восседал неподвижный мрачный человек. Выражение застывшего лица скрывали острые чёрные полосы раскраски. Человек Тени. Видать, и правда случай довольно опасный.

— Да разделит Тысячеликий бог пиршество твоё, лекарь, — бесцветно произнес он.

— Вместе попируем, Чёрный Брат! — дружелюбно отозвался Катасах.

Тот еле заметно кивнул.

Лекари и Люди Тени стояли по разные стороны единой тропы Жизни. Когда кто-то не мог больше жить, приходили Люди Тени и утверждали смерть. Они же и выискивали в мёртвых причины, чтобы предъявить их вождям, тем самым изучая истинные опасности для живых. В особых случаях приходила их жрица, глава племени, нелюдимая Мев. Ещё в детстве бабушка пугала Айдена страшной Мев, Пожирательницей Всего. Это имя произносили полушёпотом и всегда сопровождали охранными знаками. Впрочем, его учитель не разделял суеверных страхов.

--">