(Кимел-А) - Недобрые сказки (СИ)

как не у матери?

– Маман, вы не замечали, что Тсуна уходит куда-то по ночам?

Нана замирает. Откладывает в сторону ложку, которой помешивала их будущий обед. И констатирует:

– Ты видел, Реборн.

Он не собирается отпираться:

– Да.

– Часто? – Нана поджимает губы в ответ на кивок, смотрит с тревогой. – Не ходи больше, не смотри. Она пока учится, а как осознает себя, сумеет и ткать, и прясть. И ей будет всё равно, что. Тебе не нужно быть там в этот момент.

Детское лицо выразительно, потому Нана легко читает на нём скепсис и нежелание отказываться от увиденного чуда.

– Ты ведь меня не послушаешь?.. Хорошо, дело твоё, Реборн. Запомни только: как бы ни было плохо, не окликай её, не зови по имени. И не называй своё.

Это предупреждение, отлично вписывавшееся в сюжет сказок о Дивном народце, ничего не объясняло, а дальше женщина говорить отказалась. Реборн всё так же редкими ночами следил за тем, как тонкие пальцы сплетают золотую ткань.

Когда исполняется предупреждение Наны, у него не остаётся времени пожалеть о своём выборе. Так же легко, как Тсунаёши ранее собирала лунные лучи, она вытягивает что-то из самого Реборна, кажется, не заметив разницы. Тянет, тащит переливающуюся жёлтым солнечным огнём нить, иногда переплетающуюся с чёрной нитью проклятия, и это почти не больно, но невыносимо мучительно чувствовать, как на живую вытягивают твою сущность. Самое главное, что Реборн не хочет и не может скрыться от сияющих золотых глаз, с восторгом и ужасом наблюдая за творением новой ткани.

Пламя, проклятье Аркобалено – такая мелочь на самом деле. А вот когда девушка зацепляет воспоминания о Луче, Арии, Юни становится действительно больно.

– Тсуна, – хрипит мужчина, не обратив внимания, что выглядит уже далеко не как младенец.

И взгляд, до того устремлённый сквозь него, вдруг становится озадаченным. Несколько мгновений она смотрит на него со смутным узнаванием, а затем девушка легко сбегает к нему, кладёт руки на плечи.

– Имя моё называешь? А целиком произнести – сможешь?

Запрет Наны запоздало отзывается в памяти.

– Тсу-на-ё-ши, – и сейчас почему-то знакомое и привычное имя не хочет слетать с языка, с трудом проговаривается.

Она кивает.

– Хорошо. Можешь, значит, подходишь… Мать моя отца моего пожалела. Как я сейчас стала прясть, а начатое так просто не бросишь. Мама связала судьбу отца и свою – стала ему женой и по нашим законам, и по человеческим, меня родила беспамятной до поры до времени и силы своей лишилась, потому что предал её отец. Я такой судьбы себе не желаю. И ведь наверняка предупреждали тебя не ходить за мной, нам ведь разницы нет, что прясть. Моё условие другим будет: имя своё назовёшь, настоящее, а не прозвище. Залогом жизнь твоя и останется. Ни словом, ни делом меня предать не сможешь, не погибнув. А до тех пор и перед нашим народом, и перед людьми будешь считаться моим супругом.

Реборн смотрит в мерцающие золотом глаза и понимает, что вляпался в сказку, и винить в этом некого, только своё неуёмное любопытство. А ещё Тсунаёши не спрашивает, и выбор у него не велик. А Реборн хочет жить и оставаться собой. Когда-то невеста из Дивного народа была для кого-то поводом для зависти, только недолго длятся подобные браки: у каждого будет условие, а человеческая натура не даёт их соблюсти.

Придётся ему уходить из мафии. И невесту, самолично втравленную им в игру Девятого, из-под удара выводить. Реборн смотрит в нечеловечески прекрасное лицо и шепчет своё имя. Настоящее.

========== Ошибка Аркобалено ==========

Семь Аркобалено, злых и уставших, выглядевших, как младенцы, собрались в баре. Прошёл месяц с того мига, как они оказались прокляты, и весь месяц каждый из них искал способ вернуть себе прежний облик. В баре детей не хотели принимать только в первую их встречу, но после того, как озлобленные киллеры разогнали всех посетителей и наставили на персонал пистолеты, спорить не решались. И даже послушно приносили алкогольные напитки. По Сицилии медленно распространялись слухи, что семеро сильнейших киллеров превратились в детей…

– Как ни прискорбно, но я не нашёл решения, – морщась, заметил Верде. – Это не значит, что я прекращу исследования,

--">