(храм из дров) - Два Кота, Крепость и Кар (СИ)

что за живой Кот Марек вдруг появился в книге, все желающие догадаются по уже не настолько, как в прошлый раз, но всё ещё убогому почерку.

Яр выглянул в щёлку бойницы: под стенами троллиха бубнила бессвязную песенку, соскребая оленя с земли и камня.

Спустившись, Марек не нашёл на площади Гаэтана, зато тот оставил открытой ворота в гору, туда Яр и отправился — в настоящий, а не «прихожий» Юхерн Бан. Странно, как он мог не думать о гномах и краснолюдах раньше, идя по этой шахте? Его и, видимо, не только его всегда обманывали эльфийские узоры и гобелены, выдавая туннели за произведение своего искусства. Что ж, хотя бы человеческая пристройка не вносила путаницы.

Далеко сзади захлопнулась дряхлая дверь. Мрак и тишина проглотили ведьмака. Хотелось бы ему думать, что самые безопасные и родные мрак и тишина в мире, но… Нет, в этом доме они означали всегда другое.

— Я не играю, — сказал Марек тихо в правильном направлении, и это разнеслось по всему туннелю.

Ему никто не ответил. С ним тоже никто не играл.

Не до конца в это веря, Яр поспешил пройти коридор трусцой. В следующем полумрак разбавлялся туманным светом — это узкие окна под потолком выходили во двор. Ведьмак свернул на кухню.

В центре пустого стола для разделки мяса лежал мешок крупы, явно оставленный так демонстративно в размышлениях, что с этим делать. Он оказался наполовину полным костной муки, наполовину — сухих тушек хлебных червей и единственной, как показало поверхностное исследование шкафов, едой на кухне. А ведь договаривались оставлять друг для друга припасы.

Марек направился в общий зал, некогда бывший прихожей, но с поры распада Школы служивший гостиной и спальней. Здесь Гаэтан с невесткой и расположились, устроив у малого камина гнездище из шкур и ковров. Гаэтан даже поставил палатку, обозначая, видимо, личное пространство. «Какой целомудренный…» Прежде чем отправиться рыться в его вещах, Яр пошёл вдоль стен, изучая висящие на них полотна.

Немного, всего штук девять, рам (несколько из которых, странно, но нынче пустовали), вот уже какое десятилетие, а то и столетие, хранило в себе важных Котов. Чем они были важнее любых других, Мареку не припоминалось, исключая пару лиц: знакомой лично чародейки и известного в узких кругах ведьмака, обозначенного мнением большинства основателем Школы Кота. Это были два центральных портрета Гезраса из Лейды и Войцехи. Просто Войцехи. И эта просто Войцеха снова заставила Марека улыбнуться.

Её здоровенная ростовая картина могла бы накрыть собой всех этих котов-ободранцев. Да даже Гезрас, написанный явно не последним мастером, жался к бочку её холста сиротливо, настолько помпезно оформлена была эта чародейка, настолько нагло когда-то она себя здесь повесила.

И снова странно — рамы у неё нет. А ведь была в прошлый раз. Толстая и резная, золочёная… Марек сам ответил на незаданный вопрос. На эту раму ещё до падения Цеха каждый второй житель Юхерн Бана поглядывал с прикидкой. «Сами растащили весь замок, засранцы».

Рассматривать Войцеху было такой же традицией, как обозначаться в журнале. И судя по стоящей напротив галереи скамье, приволочённой аж из столовой, этим ритуалом не брезговали. Смотреть следовало снизу вверх, как всегда, ещё с тех времён, когда зрители помещались под чародейкины юбки втроём. Начинать надо с безвкусных пёстрых сапожек, свёдших с ума не одно поколение мальчишек. Эти монструозно высокие каблуки снились в замке каждому второму, с возрастом — всё чаще.

Как Войцеха только додумалась надевать такие сапоги в крепости, где даже ведьмаки ломали ноги о выступы и ложбины, о гусиную кожу полов, которая с каждым годом рябилась всё сильнее, загадкой, впрочем, не было.

Мальчики, буду падать — ловите.

И ведь ловили.

Два этих клыкастых чудовища игриво выглядывали из тряпок, которые не иначе как были зачарованы. Казавшись непроглядной грудой ткани, юбки Войцехи умудрялись в правильную секунду оголить и эти острые носочки, и эту крепкую шнуровку, и, о Мелитэле, голое колено, а порой даже мягкое бедро, усыпанное веснушками. И всё это каждому по секрету, будто лично, каждому в своё время. На картине видно было только сапоги, но забыть эти бёдра возможности не представлялось даже головой Марека. В конце

--">