(znaika) - Возможная жизнь (СИ)

что самое удивительное — выражение глаз мистера Грейвса: в них нет той брезгливости, которую прежний Грейвс прятал за столь желанным участием.

— Голдштейн, вы собрали все, о чем я вас просил?

Криденс пытается поймать взгляд Тины, но безуспешно.

— Мы же этого так не оставим? Тини, ну, скажи ему!

— Сказать что?.. — беззвучно повторяет Криденс.

А она даже не смотрит на него, будто его здесь совсем нет. Безбожно трясущаяся левая рука вцепляется в подлокотник.

— Это не мое решение или мистера Грейвса, Куинни, — Тина облизывает губы и выпаливает на едином дыхании: — но Криденсу придется пойти с ним.

Сердце пропускает болезненный удар и точно занимает собой всю грудную клетку.

Модести… Модести что-то говорит, только он едва различает слова. Разговор доносится точно из-под воды. Криденс неверяще наблюдает за тем, как Модести расплетает их пальцы, и это почему-то бьет больнее, чем все мамины розги.

«Нет, пожалуйста, не оставляйте меня!» — просит он, только его не слышат. Даже Куинни, которая обняла за плечи его сестренку.

— Пожалуйста, — голос дрожит. Криденс шумно сглатывает, пытается подавить волнение. — Пожалуйста, можно я останусь с вами?

— О, так ты умеешь говорить? — язвительно отмечает мистер Грейвс.

— Мистер Грейвс, прошу вас, ему и без ваших подначек плохо.

Криденс моргает, фокусирует взгляд на двоящемся силуэте человека перед ним.

— Как спорить со мной, так у вас слов хватает, а как предупредить мальчишку — все, тишина. Голдштейн, а мне казалось, что вы довольно говорливы.

— Слушайте, вы!.. — начинает Куинни, но Тина снова ее перебивает и кивает в сторону комода.

Серебряный волчок начинает лихорадочно крутиться и издавать дребезжащий звук.

***

Он видел фейерверки три раза за всю свою жизнь. Первый раз Криденс был слишком маленьким, но тогда он отчетливо запомнил разноцветные огоньки, что мерцали в украшенных россыпью звезд небесах. Как и запомнил то теплое чувство, когда крохотная искорка будто бы коснулась его носа, и зеленая вспышка на пару мгновений ослепила глаза. А второй раз… Впрочем, Мэри-Лу много чего считала происками дьявола. Не удивительно, что и фейерверки попали под запрет.

Тогда же добрая ма смывала с его лица непотребную магию, злое колдовство, плясавшее в ночном небе, да так упорно, что, если бы не испуганный возглас Честити, вода до краев заполнила бы его легкие.

Третий раз тоже не был из приятных.

Снег скрипит под руками, благо пальцы уже не чувствуют холода. Рубашка липнет к спине, теплый свитер, подарок Тины, больше не кажется теплым.

И когда в квартире сестер Голдштейн замерцали фейерверки, Криденс убедился, что ма все-таки была права: фиолетовые всполохи бросили в стену Куинни, разбили в щепки крепкий дубовый стол и вынесли стекла из окон.

— Сэр!.. Мистер Грейвс, очнитесь!

Сколько их было — Криденс не знает, тени мелькали по всей квартире, то появлялись, то вновь исчезали. Тина держала оборону, отбивала яркие вспышки к тем, кто их создавал, и все поглядывала на сестру.

А он…

— Сэр, прошу вас!

Он перевернул кресло, добрался к Модести и не выпускал ее из объятий, пока сестренка плакала, уткнувшись лицом в его плечо. А Криденс смотрел на этого человека, так похожего на прежнего Грейвса, и поражался тому, насколько может быть силен настоящий волшебник.

Раз за разом пестрые вспышки озаряли комнату, и возгласы на латыни пугали не меньше взрывов.

— Экспульсо!

— Конфундо!

— Авада…

— Не угадал, — ухмыльнулся мистер Грейвс.

Жуткие крики, кровь — и мужчина в черной мантии упал без ноги на пол.

Господи, как же сильно дрожала Модести в его руках, пока он молил ее не открывать глаза.

— Сэр? — Криденс облегченно выдыхает: на шее у мистера Грейвса вроде бы прощупывается пульс.

Из-за взрыва с потолка пластами посыпалась штукатурка. Зная, что Модести вряд ли оставила бы его в опасности, он оттолкнул ее в сторону. Удар пришелся на левый бок и отозвался глухой болью во всем теле.

С нижнего этажа раздались

--">