Валерий Владимирович Николаев - Озябший ангел (СИ)

что второй барак разбомбили. Бежала, чуть сердце не выскочило. А ты цела... как я рада, миленькая моя. Ты где-то гуляла?

  - Нет, мама. Я спала. Меня бабушка спасла. Я ведь хотела выскочить во двор, а она меня отговорила. Так что всё в порядке, только в ушах звенит.

  - Везучая ты у меня, Галка, - дрожащей рукой прижала она её голову к своему вспотевшему лицу. - А я первый раз за эту войну испугалась. Значит, тебя Григорьевна уберегла. Слава Богу! Пойду, поблагодарю её.

  Мальчишка, собравшийся было уходить, дождался, когда мать отойдёт от девочки, и вернулся к ней.

  - Так значит, тебя Галкой зовут?

  - Галей. А тебя?

  - Вовкой. Как разыщу тётку, зайду, ладно?

  - Заходи, чаем напою. Мы в третьей комнате живём.

  - Хорошо, - сказал мальчик. - Ну, пока.

  - Пока, - улыбнулась девочка.

  Через три дня после того, как мальчик попал в город, кольцо блокады сомкнулось. Немцы, разгорячённые своими недавними успехами и щедрыми обещаниями своего сумасшедшего вождя, неистово штурмовали окраины Ленинграда. Они с маниакальной настойчивостью расстреливали его из дальнобойных орудий, тоннами сыпали бомбы на дома, заводы и фабрики. Смерть становилась явлением обыденным и публичным.

  А сентябрь с отрешённостью художника старательно украшал скверы, аллеи, сады... Но горожане не замечали его чудодейства. Великая и мучительная забота легла на их плечи: любой ценой удержать город и, конечно же, уберечь от гибели своих близких.

  Вовкина тётя привела мальчика в столярку. Мастер, седой грузный человек, пытливо взглянул на него.

  - Это и есть мой новый помощник? - спросил он тётю.

  - Да, Платон Иванович, - почтительно ответила она.

  - Маловат, однако, племянник твой, - заметил тот.

  - Но он небалованный мальчик, - поспешно сказала тётя.

  - Ну, хорошо, хорошо, Мария. Думаю, мы поладим. Иди с Богом по своим делам, не беспокойся. А ты, парень, располагайся, - ободряюще похлопал он его по плечу.

  Тётя ушла. Мастер зажёг примус, поставил на него чайник.

  - Ну, что стоишь? - обернулся он к мальчику. - Садись к столу, сейчас чай будем пить. Тебя как зовут-то?

  - Вовка, - ответил мальчик. И тут же спросил: - Платон Иванович, а кто здесь ещё работает?

  - Нас было семеро, - задумчиво ответил мастер. - Четверых в армию призвали, один под бомбёжку попал, теперь лечится в госпитале, а ещё один в ополчение напросился. Да и я, по правде говоря, туда прошусь.

  - А кто же здесь останется?

  - Вот как раз ты и останешься. Пока за мастерской присмотришь, а там, глядишь, немца отгоним от стен я и вернусь. Да, кстати, тебе сколько лет?

  - Через двенадцать дней четырнадцать стукнет.

  - Ну, тогда сделаем так. Я покажу тебе, что здесь и как работает, что где лежит и прочее, да о мерах безопасности расскажу. А завтра поговорю о тебе в домоуправлении, пусть двадцать пятым числом тебя и оформят. Пока же осмотришься, мастерскую примешь, тёте по дому поможешь. Согласен?

  - Согласен.

  - Вот и молодец, - сказал он, снимая с примуса закипевший чайник. - Сейчас чаёк на травках заварим, а к нему сухарики да рафинад, - есть чем побаловаться. Однако отчего ты в такое лихое время здесь-то оказался?

  Вовка подвинул к столу добротный дубовый табурет и сел.

  - Я из Белоруссии... Когда началась война, Миша ушёл на фронт, а меня и Толика мамка собрала и с попутчиками к родичам отправила: Толика на Кавказ, а меня - сюда. Говорит, езжайте от войны подальше, возраст у вас опасный. Ну, мы и поехали.

  - Как видно от войны не так-то просто уехать, - заметил мастер, - она проклятущая каждого из нас зацепит. Так вас, стало быть, трое у матери?

  - Семеро. Ещё две сестры и два младших брата с мамкой в

--">