Татьяна Викторовна Тихонова - Первый, второй (СИ)

Он родился и не кричал. Часть его уже шла вдоль стены, поднялась к плафону в дальнем углу, а другая часть лежала на родильном столе. Первая часть оглядывалась и с надеждой смотрела на суетившихся людей. Вот все уставились в ожидании на него лежащего. Они говорили хором:

- Прочистила дыхательные пути.

- Реанимацию...

- Биокамеру готовьте.

- Шлёпни его, Пётр Ильич, шлёпни.

- Да шлёпнул уже...

Они все продолжали что-то делать. А пожилая акушерка вдруг ткнула легонько младенца костяшкой пальца в лоб, дунула в нос и шепнула:

- Дыши, дурачок.

Тот, который уже растёкся по плафону облачком, подсобрался. Настороженно прислушался, как если бы в доме, куда его не пускали, приоткрылась дверь от сквозняка.

И пошёл назад...

Тот, который сидел тогда на плафоне, тоже звался Никитосом, тоже Ефимовым. И вечно он знал чуть больше, будто побывал там, впереди. Ефимов злился на это его насмешливое:

- Лучше не лезь, она тебе не по зубам.

Или:

- Ну ты не видел, как он двести раз от пола на кулаках делает, уходи, лавируй...

Будто он брат близнец, просто родился вперёд и был теперь сам по себе.

"А на самом деле его нет ведь, - злился Ефимов и огрызался раздражённо: - Сам и лавируй!"

Но никто не лавировал, не откликался.

"Может, я уже сам с собой разговариваю", - думал Ефимов.

И смотрел на одноклассницу Машу Ляпину. Она повернулась к нему и говорила про вчерашний фильм.

Они встретились случайно возле метро и пошли через парк. Ефимов думал, что слопал бы сейчас что-нибудь, Маша собиралась позвонить подруге. Голос раздался вдруг, прямо во время этого "слопать бы сейчас что-нибудь":

- За Машкой смотри, из-за угла Тойота идёт... Молодца...

Тойота выскочила как раз тогда, когда Ляпина выдернула рукав своей куртки из рук дёрнувшего её на себя Никиты:

- С ума сошёл?! Чуть не оторвал!

Провизжала тормозами серая Тойота, въехала на тротуар, зацепив светофор и рекламный столб. Когда раздался скрип тормозов и удар по столбу, Маша растерянно замолчала, посмотрела на Ефимова. Потом весь вечер таинственно улыбалась и шла притихшая, благодарно спрятав руку в его руке. С Машей они быстро расстались, через две недели.

Но помнилось это "молодца" и злило.

"Да кто ты такой?!" - возмущался Ефимов.

"Я - ты".

"Я сам!"

"А если я сам?"

"Попробуй", - Ефимов подумал это тихо, как если бы сказал сквозь зубы.

Тот, другой, замолчал, но всё время был здесь. И Ефимов ругался с ним, вёл монологи. Монологи оставались монологами, то злыми, то унылыми, но тот, другой, не отвечал.

Сейчас он ехал рядом, тоже на коне, тоже по дороге вдоль городского парка, ехал и молчал. Машины, троллейбусы тянулись и тянулись. Только вот слон шёл очень медленно.

- Слонам запрещён въезд на главную дорогу, какого чёрта! - прокричал водитель автобуса впереди, он кое-как объехал процессию.

- Нигде не записано! - крикнул в ответ погонщик и долбанул со всей силы слона палкой с колючкой на конце.

"Да зачем же, такая зверюга славная, замечательный слон", - возмущённо дёрнулся Ефимов. А погонщик опять огрел слона палкой.

- Чёрт, - прошипел Ефимов и пришпорил коня.

Конь помчался мимо машин, фургонов, повозок. Словно ветер. В ушах свистело, или это сигнализация... Рядом не отставал тот, который перестал отвечать. "Это он... он специально мне слона подсунул... чёрт бы тебя побрал!"

Но Ефимов уже не мог остановиться и не хотел. Он видел только слона и колючку. Обошёл повозку с кричащим господином в клетчатой кепке, жокея в гоночной тележке, фургон с табличкой

--">