Андрей Миллер , Антон Мокин - Ведьмы не плачут [СИ]

лобковых волос. Девушка мелко затряслась всем телом: она бы дугой изогнулась от боли, но туго натянутые веревки не позволяли этого сделать.

— Вот! Вот об этом, Каспар, я толкую. Если они не орут, какая ж это работа? Халтура. Таааак… Шо думаешь: справа или слева начать?

— Все равно.

— Равно-говно… справа или слева, я тя спрашиваю?

— Ну… начни справа.

Ганс ухватил щипцами правый сосок девушки, оттянул его, поднес нож. Несчастная задергалась сильнее прежнего, а это наверняка тоже причиняло страдания — дыба все-таки. Она не молила о пощаде, прекрасно понимая, что это бессмысленно. Просто кричала так, будто надеялась силой своего голоса обрушить эти сырые своды — как трубы сокрушили стены древнего Иерихона. Завалить камнями себя, своих мучителей, остальных заключенных… и даже хохочущую Хольду.

Каспар предпочел не смотреть на дальнейшие манипуляции напарника. Такое ощущение, будто старику не давало покоя существование в ужасном месте хоть чего-то красивого.

* * *

День тянулся медленно, словно очередная ведьма на дыбе. Понять, светло или темно нынче снаружи подземелья, было невозможно — и это усугубляло однообразие вусмерть надоевшей работы. Чтобы не поехать крышей, Ганс приноровился измерять время в «Либби» и сверяться с урчанием живота. Сейчас, по его ощущениям, было без двух иголок под ногти четыре Либби, а значит — близился обед. Желудок говорил о том же.

Вот только с этой закончим…

Накалив иглу, старый палач медленно, давно привычным движением ввел ее под ноготь жертве. Ведьма, до этого тихо хныкавшая и скулившая, заверещала по-настоящему. Задергалась с такой силой, будто надеялась выбраться из крепких колодок. Так-то лучше! Порка, ради которой дородную бабенку деревенского вида и заковали в срамной позе, не дала ожидаемого эффекта. Тогда Ганс взялся за иголки.

Они всегда кричали. Это в своих клетках сатанинские твари сидели с отрешенным видом: то ли рассчитывали, что в Аду их наградят за стойкость, то ли берегли остатки сил. Выдержать пытки, не закричав, не удалось еще ни одной. Однако работа слишком опротивела, чтобы Ганс мог испытывать настоящую гордость. Навроде ощущения, когда удачно просрался: это хорошо, но хвалиться не станешь.

— Малец, жрать пора. Еще иголочка, и сведешь эту назад в клетку. Да притащишь еще одну: посадим пока на «ведьмин стул», шоб время зазря не терять.

— А почему опять я? — огрызнулся порядком уставший Каспар. — Я ведь не подмастерье. Ты боишься идти к Хольде?

От злости у Ганса дрогнула рука, и вторая иголка вошла ведьме в ладонь. Сопляк был чертовски прав, но признаваться в этом старый палач не собирался. Да и вообще, что он о себе возомнил! Экие разговорчики…

— Не подмастерье? А кто третьего дня, когда с девки кожу снимали, вену ей порезал?! Если б она загнулась до костра — каково? Рукожоп ты, а не палач! Вот и таскай Либби из клеток! А я тебе покажу, шо такое навык…

В голове Ганса слова о Хольде объединились с голым задом закованной женщины, что маячил перед ним. Лазарь в штанах, угу… Все это разозлило не на шутку, и старик полез за своим любимым инструментом.

— Смотри, щегол! Грушей-то слабо поработать? От груши у плохого палача десять человек из дюжины подохнет до суда. Все ж по швам внутри разойдется… А у меня на столе ни одна еще не померла! Расслабься, Либби, расслабься…

Ганс принялся запихивать грушу в ведьму, но делать это в таком положении оказалось неудобно — лучше бы на столе. Голова и руки девки были надежно зафиксированы колодками, но задом вилять ничто не мешало — и она, отчаянно визжа, старалась помешать Гансу.

Дура… Как будто сопротивление могло ей помочь. Только наоборот.

Груша и без того входила с большим трудом: ее бы смазать, но уже лень. Порядком вспотев, палач все-таки засунул инструмент внутрь полностью — и принялся крутить винт. Он быстро прошел грань, до которой груша просто причиняет боль — теперь она уже медленно разрывала ведьму изнутри. От воплей зазвенело в ушах.

— Ты смотри и учись, не отворачивайся!

Каспар явно не хотел смотреть, но подчинился. Ведьма сорвала голос — к моменту, когда по ее бедрам побежали струйки крови, слышен был уже только хрип. Ганс пожалел, что не мог видеть ее лицо в этот момент: гримаса отменная, точно! Судя хоть по тому, как скривился от зрелища напарничек Ганса…

— У меня еще ни одна от костра не сбежала!

Каспар пытался что-то сказать Гансу — --">