Максим Андреевич Далин - Тракт. Дивье дитя

сколько надо?

Было это так сказано, что у Власа екнуло сердце. Будто даже померещилось, что прохожий парень, как в старательских россказнях, сейчас раскроет свой чудной чемоданчик — а там все самородки — да и скажет: «Бери, мол, Влас, за добрую твою душу и жизнь безгрешную».

Морок был так силен, что Влас кашлянул и пробормотал:

— Ты, все ж, на телегу сел бы… Чего даром ноги-то утруждать…

Парень усмехнулся.

— Да ведь устали кони, а я не устал. Сколько золота-то надо тебе?

Да нет, просто любопытствует он. Вот же примерещится — Влас ухмыльнулся собственной глупости.

— Сколько. Мельонт. Золота пуд да еще тыщу деньгами.

— А что делать с ним будешь? — сказал парень не по делу серьезно.

— Что делать… Ужо найду что.

— Секрет, что ли?

— Зачем секрет… А только… Что делать… Было бы золото, а что делать, ужо сыщется. Загуляю тогда, паря. Барином жить стану, рысаков заведу, самых наилучших, коляску на резинах… Дом в три этажа построю… Завод там, али контору какую…

— Зачем — контору?

— Ай, как зачем? Так ведь… чай, любой барин этак… Чтоб работали на него, стало быть… чтоб денежки текли…

— Зачем — текли? Пуд золота — мало?

— От же глушь-то еловая! — Влас ухмыльнулся и сплюнул. — Чай, деньги-то — вода. Враз утекут — и не знай, как звали. Тут по-умственному надоть. Не все трать, а с расчетцем…

— Стало быть, золото нужно тебе, чтоб другие тебе золото добывали?

— И то. По-людски-то и завсегда так: кому свезло, тому, значит, свезло. А кому не свезло — тот хребет ломит на везучего-то…

— А…

— А чего ты хотел? — вялое согласие парня отчего-то Власа раззадорило. — Чего ж — пуд золота найди и в монастырь спасаться ступай? А денежки дуракам-пьяницам отдай, свои кровные-то? Нет, ты скажи, так что ли?

— Не ведаю, — ответил парень равнодушно и потянулся.

— Ишь ты, какой праведник нашелся! — разошелся Влас. — Не иначе дед Вакулич — всякого научить готов, как жить-то по-божьему, а сам, чай, своего не упустит! Ни старому, ни малому житья не даст — ажно и в ските его харахтеру не выдержали! Так, что ли, по-твоему-то следует?

— Не ведаю я, — ответил парень по-прежнему беззлобно и лениво. — И сам я не праведник, и не видал праведников-то, где знать-то мне…

— Ишь тихоня, — не мог успокоиться Влас. — Со всем согласный, а в мыслях у себя, чай, всякую каверзу думаешь! Знаю я этаких-то, насквозь вижу…

— Слабенько видишь, — сказал парень весело. — Я уж забыл, о чем говорил с тобой, а ты все ту ж дугу гнешь. А что я в мыслях думаю, скажу, пожалуй. Вон, впереди, никак, огонечки? Чай, Прогонная…

Влас присмотрелся. Глаза у парня, похоже, были острее, чем у него, но и он разглядел в тумане помаргивающие огоньки. Ворчать сразу перехотелось.

— Ишь, глазастый-то, — сказал Влас обрадовано. — И точно: никак, окошки в кабаке у Силыча светятся. Гляди-ка, и не заметили, как уж приехали. Хорошо вышло-то!

— Хорошо, — отозвался парень. — Ни разбойников не повстречали, ни конокрадов — зря, чай, лес глазами-то стриг, а, Влас?

— Ишь ты, — удивился Влас. — А когда это я тебе имя-то называл?

— А ты и не называл. Ты, по дороге едучи, сам с собой разговаривал. Пропадет, мол, Влас, твоя головушка… А, не так?

— Уши-то у тебя, паря, как у совы… Чай, за версту слышишь, — сказал Влас с легкой завистью. — Мне б такие… Да тебя-то как кличут? Не добро, когда ты мое имя уж знаешь, а я твое — нет.

— Егором звали, — сказал парень. — Егорка Марин, если знать желаешь.

Влас чуть не поперхнулся, услыхавши. Но тут же сообразил, что это опять действует на него лесной морок. Мало ли Мариных-то в окрестных краях? Уж верно, не один десяток…

— Ну ладно, Егорка, — пробормотал он смущенно. — Чай, приехали уже…

Темная громада Силычева дома выступала из тумана, светясь окнами. Уже можно было различить даже смутные очертания колодца и коновязи.

— Точно, что приехали, — сказал Егорка и почему-то вздохнул.

Не по-деревенски большой дом Устина Силыча стоял на самом тракте, на бойком месте. Всяк, кто шел или ехал с запада, из уездного города или еще дальше, первым делом видел именно его — двухэтажный дом, крытый железом, где в первом этаже помещались лавка и трактир, да в дальних комнатах жил сам Устин Силыч с женой и сыном, а во втором — сдавались комнаты для проезжающих. В трактире едва ли не целую ночь горел свет; заведение это считалось между местными жителями и самым веселым, и самым --">