А В Рахметов - Асакура (СИ)

крылья из солнечной парусины - но в крыльях зияли огромные дыры, словно их кто-то искромсал ножом; и в который раз поняв, что крылья не работают, робот испустил тяжелый вздох. Скрипнув коленями, он наклонился и выкопал из песка одачи, два широких лопатобразных меча с солнечной поверхностью. Их он закрепил за спиной крест-накрест, взамен крыльев. Распахнув рот с несколькими рядами стальных зубов, он вытащил наружу цепочку с серебряным крестиком и повесил себе на шею. И, пошевелив на пробу широкими плечами, сказал:

  - Я готов.

  - Надо поесть... - прошептала Цубаки.

  - Хорошо, - сказал робот.

  Одной рукой он взвалил ослабевшую Цубаки себе на нагретое солнцем плечо - и пошел по автостраде, легко перешагивая через трещины.

  Очнулась она от струй воды, льющихся за шиворот.

  Завопив, Цубаки вскочила. На нее с испугом смотрела потрепанная девушка-гиноид в форме служанки. В руках она держала пустое ведро. Санширо стоял рядом. Его глаза-фары смотрели цепко, внимательно. Казалось, он оценивал ее.

  - Ты... ты спас меня, - с трудом произнесла Цубаки.

  - Да.

  Санширо дал девушке-гиноиду несколько серебряных монеток.

  - Нам бы еды.

  Гиноид кивнула.

  У нее было миленькое, вечно семнадцатилетнее лицо из синтетической плоти, красивая фигура и штопаные руки. Андроиды и гиноиды встречались чаще, чем роботы. Они ели человеческую пищу и нуждались во сне, испытывали боль - были несовершенны. Их не коснулась порча, выкосившая роботов.

  - Аяме-сан держит тут небольшую идзакаю, - пояснил Санширо. - Пошли, поедим. Вернее, ты поешь.

  - Будет еда? - оживилась Цубаки.

  В идзакае было солнечно, просторно, под потолком вился сигаретный дым. Посетители сидели за маленькими столиками. Они покосились на робота, но вступать с ним в драку не стали. На Цубаки обратили еще меньше внимания. Мокрая и грязная, пахнущая потом и пустыней, она ничуть не напоминала себя прежнюю. Мастер Шиппей ни за что бы не узнал в ней свою шуструю воспитанницу.

  Аяме принесла им суп с рыбой и крабовую соломку. Цубаки стала жадно есть. Она ужас как проголодалась. А Санширо слушал музыку из старого радиоприемника, что стоял на барной стойке. Он слушал внимательно, отстукивая ритм ржавым пальцем; и, наверное, радовался, что вернулся в цивилизацию.

  - Откуда деньги взялись? - между делом спросила Цубаки.

  - На входе в городе был барабан крутящийся, а там куча монеток. Я вытащил оттуда, - он показал ей горсть монет.

  Цубаки попехнулась.

  - Это ужасный грех!

  - Можешь отказаться от еды, если хочешь, - сказал Санширо.

  - Не хочу, - замотала она головой.

  Продолжая есть, Цубаки сказала роботу:

  - Теперь ты мой вассал.

  - Я счастлив. Принимаю от вас жизнь, и все такое.

  - Не бойся, ты мне особо не нужен. Победим нескольких злодеев, и можешь идти на все четыре стороны, - объяснила Цубаки.

  - И кто это?

  - Клан Кумадори. Их знак - окровавленная ладонь без безымянного пальца.

  - Как у тех ребят? - осведомился Санширо, указав куда-то позади нее.

  Цубаки обернулась.

  В идзакаю вошли двое якудза в черной коже и в капюшонах. На груди у них болтались бумажные медальоны с искалеченной ладонью. Они заказали у Аяме пива и уселись в дальний угол. Цубаки заскрежетала зубами.

  В животе у нее разливалась сытая теплота, хотелось спать. Но не получится. Проклятые Кумадори отравили ей все удовольствие. Как же это странно - чувствовать ненависть к людям, которых видишь первый раз в жизни.

  Она наклонилась вперед и прошипела:

  - Где мы вообще находимся? Как называется город?

--">