Алим Пшемахович Кешоков - Вершины не спят. Книга 2

перемолчит? Слава аллаху, Нахо тоже не из сговорчивых. Другие седобородые ученики давно уже ушли со двора председателя со своими бумажками, в которых писалось, что такой-то и такой-то действительно прошел грамоту у культармейца Лю, сына Астемира. Никто не говорил: «Ликвидировал неграмотность». Легче было усвоить все тридцать две буквы, изображающие слова на бумаге, чем выговорить слово «ликвидировал», или «экзамен», или такие слова, как «алфавит», «агрогород», «коллективизация», «культфронт». Слова «смычка», или «кулак», или «середняк» — эти слова усваивались легче.

Вероятно, никогда в прежние времена грамота не требовалась так настоятельно, как теперь. Этого долго не хотела понять Чача, сколько ни носил Лю картинок и плакатов, сколько ни обещал отдать ей эти плакаты для завертывания целебных трав. Но однажды она спросила:

—    Сколько букв надо знать, чтобы написать жалобу?

—    Какую жалобу?

—    Любую жалобу. Я хочу написать жалобу.

—    На кого ты хочешь жаловаться?

—    Ну, это не твоего короткого носа дело. Твое дело, мальчишка, учить писать, а кто на кого пишет — это не твое дело.

Лю ответил, что нужно знать тридцать две буквы.

—  Значит, по одной букве в день, — прикинула Чача.

Хорошо ли, плохо ли она выучила буквы, но теперь опять заупрямилась. Сначала она наотрез отказалась идти в аулсовет.

—  Пусть лучше мои ноги отсохнут, не переступлю я порог большевистского старшины.

По старинке Чача называла председателей аулсовета старшинами. Она утверждала, что разница между старшиной в прежние времена и председателем Советской власти только в том, что старшина брал за самогоноварение тем же самогоном, а Нахо сверх этого еще забирает бак, трубки, которые так трудно достать, да еще требует какой-то штраф. Неужели все старшины-председатели Советской власти затем только приходят в дом, чтобы штрафовать Чачу? Почему не взять им в толк, что ни одна знахарка не может обойтись без первача, на котором настаивают травы? Покупать русскую водку не по карману. «Нет, не пойду я к Нахо. С тех пор как большевики, по их же словам, принесли Советскую власть на своих плечах, нет людям покоя!» — так еще вчера кричала Чача. И вот все-таки Лю слышит после долгого молчания в доме аулсовета скрипучий голос Чачи. Нахо спросил ее, умеет ли она писать слово «шипс»^[1], и Чача говорит:

—  Зачем мне писать слово «шипс» или слово «ляпс»^[2], я хочу писать жалобу.

—  На кого же ты хочешь писать жалобу? Лю холодеет. Вдруг Чача так и брякнет:

«На тебя хочу писать, на безмозглого большевистского старшину. Неужели ты не можешь взять себе в толк, что знахарка настаивает лекарства на перваче. Что я буду делать, если меня позовет лечить Инал?»

Вот сейчас так и выпалит все это старуха Чача, и тогда прощай свидетельство, не выдаст его Нахо...

И тут Лю проснулся.

—  Вставай, Лю, вставай, — будила его нана Думасара, — пора тебе идти к Нахо за справкой.

Голоса Чачи и Нахо, споры с Чачей — все это, оказывается, только снилось. И Лю в первый раз в жизни пожалел, что он слышит голос матери. Лучше бы слышать, как Чача соглашается отвечать на экзамене.

Но так или иначе, нужно было торопиться. До обеда надо успеть в Буруны, а еще попрощаться с Тиной.

Лю без рубашки побежал к арыку, протекавшему через сад. Думасара с удовольствием проводила глазами сына. Она видела, как окреп Лю — и вырос, и окреп.

По ту сторону арыка столпились соседские ребятишки, выгонявшие коров в стадо. Они ждали, что вот-вот прибежит сюда Лю и начнет диковинно дергаться то руками, то ногами. Лю не смущала эта толпа любопытных, смешки и язвительные словечки. «Лю хочет стать таким силачом, как Аюб, — говорили в его защиту другие, более серьезные мальчики. — Он нагоняет в мускулы силу».

Лю уже знал, что нет на свете таких вещей, о которых все люди думали бы одинаково, и нередко одних огорчает то, что может смешить других, нередко одни осуждают то же самое, что хвалят другие. Вот хотя бы тот же агрогород — одни хвалят, другие ругают почем зря.

Весело перекинувшись словами со сверстниками и освежившись в мутной холодной воде арыка, Лю помчался через сады и огороды к Чаче, — может, все-таки удастся уговорить ее? Но Чачи дома не было, соседка сказала, что старуха пошла в аулсовет. Вот уж действительно сон в руку!

На дворе аулсовета, как всегда, было людно. Люди собирались здесь не только затем, чтобы --">