Алексей Ильич Реутов - В стороне от фарватера. Вымпел над клотиком

всех судов бассейна только «Ока» встречала конец года с таким хорошим хозяйственным результатом.

И тем более хотелось морякам по-береговому отметить новогодье…

Теперь главное — уйти до 00.00.

А новый год догонит «Оку» и на внешнем рейде.

Через несколько часов весь мир празднично звякнет бокалами, — православные и католики, французы, славяне — все усядутся за столы, проводят не торопясь старый год. Выпьют и закусят. Вспомнят, что хорошего было. Потом встретят, стоя, Новый год. Ну, опять, конечно, выпьют и снова не забудут закусить…

Ей-же-ей, не грех встретить Новый год, чувствуя твердую почву под ногами. Уйдя мыслями в свое, в личное. А не в расход топлива. И не в лоцию Балтийского моря…

Порт закончил погрузку «Оки» не в восемь вечера, как предполагал, а в семь.

Палубная команда, уже успевшая закрыть четыре кормовых трюма, натянула брезенты и на носовой люк. Потом помогла машинистам закрепить тяжелые бочки с машинным маслом на палубе позади средней надстройки. Старший механик Алексей Михайлович доложил Шубину, что машина к отходу готова.

Шубин подписал грузовые документы, заказал два буксира и лоцмана.

Приготовления к выходу в море были закончены.

Весь экипаж находился на борту, весь, кроме Вертинского.

— Не пойму, Игорь Петрович, почему вы отпустили Вертинского до семи часов? — Шубин выражал свое полное неудовольствие старпому.

— Виноват, Вячеслав Семенович… Поверил человеку, — огорчался старпом. — Кто ж его знал…

— Ну и как же дальше? Верить или не верить? — спросил Шубин, тронутый унылым видом старпома.

— Верить, — пожал плечами Игорь Петрович. — Куда ж денешься… Любовь у него тут, дело вроде к свадьбе. Побежал проститься и поздравить…

— Ну-ну, — сказал капитан устало.

Без пяти восемь в дверь капитанской каюты заглянул лоцман. Шубин утвердительно кивнул головой и стал одеваться. Не любил он, когда кто-нибудь из команды опаздывал с берега, а тем более не являлся к отходу.

— Игорь Петрович, вычеркните Вертинского из судовой роли, пойдем без матроса. Попросите порт выяснить, не случилось ли чего.

— Есть.

Шубин вышел на крыло мостика. Было темно, сыро, как-то особенно неуютно. Над городом тяжелой шапкой висела снежная туча. Луч входного маяка упирался в плотную завесу снега, косо спадавшую в море.

— Тьфу, как неудачно! — пробормотал лоцман. — Опять с моря лезет снежный заряд. Придется разворачиваться вслепую.

Шубин ничего не ответил. Он напряженно вглядывался в тыл причала с серой полоской дороги, ведущей от ворот порта. По серой полоске бежал человек. Шубин взял бинокль. Человек бежал очень неровно. Вот споткнулся, упал, тяжко поднялся… снова бежит…

— Буксиры поданы, Вячеслав Семенович, — подошел старпом — Можно отдавать швартовы?

— Постойте…

— Нельзя ждать, капитан! — почти зло крикнул лоцман. — Надо отходить и разворачиваться, пока есть видимость.

— Не могу я, лоцман, бросить на берегу своего человека.

— Ну, а я не буду с вами возиться в снегопад.

— Старпом, спуститесь вниз! Постарайтесь внести в судовую роль матроса Вертинского, — приказал Шубин, отворачиваясь от лоцмана.

— Комиссия уже сошла на берег! — застонал лоцман.

— Вот я и говорю старпому: пусть немедленно вернет комиссию на судно! — повысил голос капитан.

— Ну, тогда в этом году вы от причала не отойдете, — зловеще предсказал лоцман. Он твердо рассчитывал часов в десять быть дома. Гости соберутся в половине одиннадцатого, он еще успел бы переодеться и встретить всех, как подобает хозяину дома.

Вертинский, между тем, добежал до причала, но подняться на борт ему не разрешил часовой-пограничник.

На мостике было слышно, как внизу портнадзиратель горячо препирался со старпомом. Потом он вприпрыжку затрусил к телефону. Минут через пять порт-надзиратель скакал обратно.

— Вам повезло, чиф! — крикнул он еще издали. — Комиссия из порта не выезжала. Вахтера в проходной я предупредил. Он завернет комиссию на судно…

Шло время, а «газик» береговых властей не появлялся. Весь экипаж «Оки» молча стоял на местах по швартовому расписанию. Ветер с моря усилился. В воздухе закружились хлопья. На причале, пошатываясь, стоял Вертинский, мокрый с головы до ног, выпачканный серой цементной пылью. Шубину на мостике слышно было, как матрос стучит зубами от холода. «Кажется, основательно переложил парень. --">