Самсон Григорьевич Шляху - Луна как жерло пушки (роман и повести)

нащупал в темноте чайник. Переждав какое-то время, лёг на полу, положив под голову свернутый пиджак.

Он уснул, впрочем, может быть, только задремал. Вокруг была тишина, не доносилось ни шороха. Потом в комнату заглянул слабый луч света — точно букашка, он переполз со стены на лицо. Прищурившись, Зигу вел глазами по стене, сверху вниз, и по мере того, как опускался взгляд, чувствовал все большее беспокойство.

В ветках ореха кто-то прячется… За мансардой следят! Если бы не листва, его давно бы обнаружили.

Значит, снова погоня? Мерзавцы! Он еще не видел шпика, не слышал его крадущихся шагов, но уже чуял опасность…

Внезапно в комнате раздалось:

— Ха-ха-ха!

Зуграву встревоженно прислушался. Смех, напоминающий звон обледенелых веток, развеял остатки сна, но и успокоил, прогнал опасения.

Девушка приподнялась на локтях, какое-то время всматривалась в темноту.

— Вернулся? — спросила она. — Очень рада. Только зачем валяться на полу? Нехорошо. Иди ко мне. Давай, давай, местечко найдется! — И, протянув руку, дотронулась до плеча. Однако он отстранился. — Кажется, я во сне смеялась? Смеялась, ты не слышал?

— Да, смеялась. И мне очень это понравилось.

— Браво! — возбужденно проговорила Виктория. — Неужели так и будешь лежать на полу? Иди ко мне, а? Значит, не забыл меня с тех пор? Говоришь: понравился смех? А моему… не нравится. Послушай, почему ты не идешь ко мне, — он давно меня не любит… Дескать, все время смеюсь над ним — почему? Потому, дурачок, что люблю. Вот почему… Ложись ко мне, иначе простудишься.

— Сейчас, сейчас… А он… что с ним сейчас? — Задав этот вопрос, он вспомнил и то, где находится, и тревогу за ребят, вырвавшихся из-под вражеских пуль на кладбище. Даже вспомнил типа, который шел за ним столько времени. — Он жив?

— Не знаю, честное слово, — сконфуженно ответила девушка. — Боюсь, что нет. Ты же его товарищ, сам должен лучше знать… Тебя зовут Тома Улму…

— Скажи, пожалуйста… Человек — такой, знаешь, безликий — ни разу здесь не появлялся? — спросил он словно бы для того, чтоб избавиться от какой-то тяжести. — Не взял под надзор твою мансарду?

— Нет, здесь бывал только он, мой… Теперь, правда, бывший, — ответила она. — Хотя и он заходил очень редко. Только когда хотел проверить, достойно ли я веду себя, влезал на этот орех и наблюдал…

Зуграву посмотрел в окно и встревожился: было совсем светло.

— А кто это такой — Тома Улму? — спросил он, принявшись поспешно надевать ботинки.

— Один из крупных… Так, по крайней мере, говорят… Зачем спрашиваешь, если знаешь лучше меня?

Расправив пиджак, он подошел к окну, настежь распахнул его, откинув в сторону занавеску. Затем отвернулся от него.

— Что-то случилось? — спросила она. — Как там, на улице… все в порядке?

— Ага, — громко ответил он. — До сих пор я видел тебя только в темноте. Хоть теперь, на прощание… — И снова слегка отдернул занавеску.

— Не нужно. Вдруг кто-то увидит — какая тогда конспирация? — укоризненно поглядев на него, сказала девушка. — Подожди, подожди: что это? — В ее голосе теперь слышалось изумление. — У тебя же раньше была бородка? И вьющиеся волосы — теперь от них ни следа! Значит, ты не Кудрявый? — Она вскочила с постели, подбежала к нему и, посмотрев в лицо с близкого расстояния, всплеснула руками.

— Ты красивая девушка, такою я и представлял тебя, хотя видел только в темноте, — негромко, словно бы про себя, проговорил он, выглядывая в то же время в окно: показалось, будто в листве ореха что-то подозрительно зашуршало. — Так и скажу твоему…

— Острижен наголо! Без этой красивой кудрявой бородки… Господи! — Она словно бы не расслышала его слов. — Пришлось избавиться? Бедненький… Но я все равно тебя узнала. Кудрявый, да, да! — И сразу же спохватилась: — Господи, тебя же нельзя так называть! Или же…

— Пока еще нельзя, но скоро, скоро…

Одним прыжком он очутился у двери. Потом еще один — и вот уже ступени. Он сбежал по лестнице, торопливо рванувшись вперед, и стал петлять улицами, словно все еще кружась в ее серпантине. Когда же наконец очутился на другом конце города, далеко от мансарды, возле ореха, ветви которого заслоняли окошко Виктории, появился Илие Кику. Он тащил на спине крупного, рослого мужчину с повязкой на лице, закрывавшей глаза и лоб. Длинные ноги человека безжизненно свисали, волочась по камням мостовой.

Пекарь прибавил шагу, легонько подбрасывая на --">