Николай Федорович Григорьев - Ленинский броневик

вперед. Под ногами хрустели черепки, как видно, это была осыпь со стен, с потолка, накопившаяся годами. На стенах провисший, а то и рухнувший кабель.

Матрос приглядывался к ответвлениям от штольни. Они как темные провалы. Даже свет фонарика терялся в их глубине.

— Думаете, там? — насторожился Домокуров.

— Сперва, было, подумалось, — сказал матрос. — Только нет, броневик туда не закатишь. Больно низко, да и узко для бронемашины…

Шагаем дальше!

В полумраке где-то забрезжил свет… Прибавили шагу. Светлое пятно, быстро увеличиваясь, приобретало квадратную форму. Оказалось, это выход наружу, во двор.

Небольшой дворик меж четырех стен здания. Сугробы снега, не тронутые даже птичьими следами.

Матрос и Домокуров на всякий случай прощупали снег палками.

— Сдается, собачий дворик миновали, — усмехнулся матрос. — В точности не скажу. Запашок от царских болонок, которых выводили фрейлины на прогулку, сам понимаешь, выветрился…

Дворики стали чередоваться один за другим: Кухонный, Египетский… еще какие-то. В другое время они и сами по себе заинтересовали бы Сергея. Но сейчас — вперед, скорее вперед!

Лабиринт дворцовых построек и двориков внезапно расступился, и глазам открылась обширная внутренняя площадь.

На снежной белизне прозрачно темнел, как наштрихованный, маленький сквер… А что там, между деревьями? Стоит что-то…

Сергей, затаив дыхание, вгляделся. Нет, всего лишь постамент и бронзовая фигурка богини или нимфы… А зима-то навьюжила на обнаженную красавицу снежную папаху!

Тут в сторонке словно ожил один из сугробов. Бараний тулуп, приблизившись, потребовал документы.

Матрос предъявил бумагу из исполкома. Караульный глянул на печать, на подпись, козырнул и уважительно вступил в разговор.

— Броневик?.. Нет, чего не видал, того не видал. Да и откуда ему здесь быть-то? — Караульный уютно оперся на винтовку. — И зиму и лето я здесь на посту. На травке не было, и в непогоду не было, откуда же ему из-под снега объявиться?.. Никак нет!

И караульный исчез так же незаметно, как появился. Словно сугробом стал. Постояли, огляделись.

— А ворота видишь? — И матрос кивнул вдаль.

Как приятно узнавать в незнакомом знакомое! В самом деле, знаменитые ворота. Только с изнанки. Сквозь ажур с гербами Сергей различил подножие Александровской колонны и уголок Дворцовой площади.

Отдыхали, привалившись к бревну. Какое-то горизонтальное бревно на тумбах. Что это за устройство — и на ум не шло.

Лишь отдышавшись и приведя себя в порядок, Домокуров заинтересовался яркой раскраской бревна. Чередовались черные и белые косые полосы с красным кантом. На бревне по всей длине — массивные железные кольца. Нетрудно было догадаться, что это коновязь.

Казалось, мгновение — и послышится топот копыт, потом, на полном скаку, присев на задние ноги, замрет взмыленная лошадь. Ее подхватит под уздцы караульный солдат, отведет к коновязи, а всадник в запыленном мундире и кивере, выпрыгнув из седла, кинется с пакетом вверх по широкой лестнице в царские покои… И опять топот копыт, и опять — курьер за курьером, курьер за курьером… «Тридцать тысяч курьеров!» — пришло на ум Сергею, и он рассмеялся.

— Ты о чем это? — лениво спросил матрос.

— Да так… Просто вспомнилось, что Гоголь — гениальный писатель. Однако к делу: куда теперь? Или это все?

Матрос усмехнулся:

— Почему все? Теперь у нас с тобой по курсу Висячий царицын сад.

Сходил куда-то и привел почтенных лет человека, который недовольно позевывал — явно от прерванного сна. Одет он был вызывающе небрежно: дырявая безрукавка, из ботинок вываливаются портянки, но на голове фуражка с кокардой, повязанная башлыком: смотрите, мол, каким несчастным меня, чиновника, сделали большевики!

Ржаво проскрипела врезанная в полотно ворот калитка — и Домокуров с матросом очутились в слепящей темноте.

Застойный воздух. Пыль с древесным запахом — признак усердной и вольготной работы жука-точильщика.

Но вот в непроглядном мраке Сергей уловил какое-то мерцание. Вгляделся — и перед ним стали вырисовываться старинные экипажи с жирной, густой позолотой. Целые дома на колесах.

Домокуров и моряк пробирались где в рост, где ползком, обшаривая пол, стены, не оставляя без внимания ни одного экипажа, в каждом подозревая замаскированный броневик.

Напоследок остановились перед каретой-двуколкой. На черной лакированной --">