Анна Павловна Лупан - Обрести себя

перилам, плакала Лимпиада. С тех пор как стала вдовой, она плакала на каждой гулянке, на каждом празднике. Ее муж, солдат королевской армии, доведенный до отчаяния каким-то офицером, застрелился. Несмотря на уговоры Ангелины вернуться к столу, Лимпиада осталась на веранде, обхватив руками столб.

— Только мне некого провожать, — вздохнула она.

Ее лицо всегда источало такую доброту, было так приветливо, что даже теперь казалось, что она улыбается сквозь слезы, словно боясь омрачить этот вечер. Илиеш любил ее за доброе сердце. Она обычно сквозь пальцы смотрела на шалости Иона и Илиеша, охотно прощала их провинности, а карманы у нее всегда были полны орехов, сушеных слив, сластей, которыми она угощала ребятишек «за упокой души Пинтилия». Мальчик тихонечко вышел на веранду и прижался к Лимпиаде. Она не двинулась, только провела рукой по его волосам. В это время, нетвердо ступая, к ним подошел учитель.

— Хоть столб обнимаешь и то хорошо, — глупо пошутил он.

Пошарив в кармане, учитель вынул два лея, протянул мальчику.

— Возьми, завтра леденцов купишь. А сейчас ступай спать.

Деньги Илиеш взял, но спать не пошел, уселся в тени на пороге. Учитель приблизился к Лимпиаде, ощупал глазами ее округлые красивые плечи. Пытаясь положить руку на ее плечо, участливо проговорил:

— Засушишь свою молодость.

— Уж не умираешь ли ты от жалости? — отстранилась она от него.

— Еще как! Ведь не из глины ты, живая душа. Чего же мучить себя?

— Пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву. А ну не трогай, отойди в сторонку!

— Может, тебе дровишек надо? — внезапно переменил тему разговора учитель. — Так я могу, только скажи.

— Проживем и без чужой помощи.

— Ну и гордая ты. Смотри, чтоб не пожалела потом. Счастье свое отталкиваешь. Парень скоро женится, останешься одна… Тогда что будешь делать?

— Антихрист…

Больше, как ни старался, Илиеш ничего не услышал: веки его сомкнулись, и он уснул. Приснилось ему, как он с Ионом пасет лошадей в лесу. Трава по пояс, сочная, зеленая. А деревья стоят прямые и толстые — не обхватить руками. Илиеш стал вырезать на коре фигурки лошадей, коров, овец. И странно: они вдруг оживали и убегали от него. Это забавляло Илиеша. Он оглянулся, вокруг пылало столько цветов, мельтешило столько разноцветных бабочек, что закружилась голова. А на вершине засохшей ольхи сидел учитель и злобно кричал на бабочек. Внезапно у него стали расти угольно-черные крылья, он ринулся с вершины вниз, ухватил Илиеша за горло и потащил над лесом к гигантскому костру, который пылал там, где должно было быть солнце. Илиеш закричал, успел схватиться за вершину дуба и… проснулся на руках у отца. Тот подобрал его, уснувшего на пороге…

На другой день село провожало мобилизованных. Это были не обычные сборы — забирали почти всех мужчин. И многие, покачивая головами, пророчили тяжелые времена:

— Быть войне!

— Не к добру это…

— Увидимся ли еще с ними?

— Кто может знать…

С утра все потянулись за село, где возле дороги возвышался каменный крест. Туда спешили жены, роняя слезы на глинистую дорогу, туда бежали дети, чтобы еще раз на прощанье взглянуть на отцов, туда несли полные кувшины старики, чтобы еще раз чокнуться с внуками.

Пошел туда и Роман Браду, так и не закончив качели для сына. Впереди выступал Маноле-цыган, пиликая на скрипке старинную жалобную дойну. Следом шли Павел Гынжу и вся компания, заполнив улицу от забора до забора. Охрипшими от выпивки голосами мужчины пели:

Выйди, матушка, на холм к кресту —

И увидишь, куда меня поведут…

Женщины двигались сзади мобилизованных, на разные голоса подпевали им. Нестройное хмельное пение — кто в лес, кто по дрова — заглушило жалкое пиликанье скрипки Маноле. Про Илиеша все забыли, он шел за этой пестрой толпой одинокий и невеселый.

Толпа на выгоне возле креста ширилась и бурлила, жандармы пытались навести порядок среди мобилизованных, усаживали их на подводы. Один особенно ретивый сержант, стараясь воодушевить новобранцев, заставлял их петь «патриотические песни». Те смотрели на него мутными глазами, не понимая, чего от них требуют.

Нет, не пелись лихие песни, тяжело было на душе у людей. Руки тянулись к плугу, а им протягивали винтовку.

Илиеш увидел отца, сидящего на повозке среди других. Вот сейчас он тронется, только легкая пыль взовьется над дорогой. Сердечко --">