Сергей Александрович Соловьев - Спасатель

пожила…

Виля молчал.

— Понравилось? — наконец спросил он. Ася пожала плечами и улыбнулась опять.

— А дерево — что?.. Что с ним случиться может? Оно и вправду было. Оно живое. А когда живое, то и не страшно уже ничего.

…Дерево явилось опять. Теперь среди ночи. То зеленое дерево, дождь…

Ганин сидел в кухне на том же месте. Горел свет. Чистый лист лежал перед ним. Ганин был измучен.

— Так нельзя, — сказал себе вслух. — Что-то нужно делать. Отец прав. Что-то делать…

Но встать не было сил.

«Или, может…» — появилось вдруг у него в голове. Но додумать он не хотел.

— У меня, понимаешь, ребенок будет, — сказала Ася, и Виля окаменел.

— Брось, — почему-то с ужасом наконец вымолвил он.

— Он живой уже, наверное, знаешь. Иногда я так чувствую. Ты послушать хочешь?

Виля подошел. Неловко опустился на колени. Не поднимая рук, осторожно приложил ухо к крутой и горячей округлости ее живота.

Ему и впрямь показалось, что он что-то слышит.

Млечный Путь шел над ними и тихий свет бесчисленных его звезд бил в стриженую макушку.

Ганин опустился на колени в траву, открыл замок, прозвенел цепью. Влез в машину. Заработал мотор. Ганин включил фары. Белый свет ударил в глаза.

«Запорожец» ковылял по пустынным улицам городка. Мосты, набережные… Деревья у воды. Звезды в небе. Осенний туман.

Ганин перелез через забор. Мотора «Запорожца» не выключил.

Прошел по тропе палисадника. Среди ночи ярко горели хризантемы. Отцовский автомобиль сверкал под луной невероятным лакированным блеском.

Ганин тихонько прошел внутрь.

Мотор все работал.

Через минуту он появился опять. В руках нес двустволку. Осторожно перелез через забор. Сел в кабину. Надломил ствол. Полез в карман.

Вытащил непочатую пачку патронов. Сорвал наклейку. Вставил в столы два патрона. Ружье прислонил к сиденью. Осторожно дал газ, вырулил…

Узким пространством проехал между заборами, прямо по лопухам. Петлял между кустами, по бездорожью.

Неожиданно открылась песчаная коса, устье реки.

Остановился почти у воды. Заглушил мотор. Свет раннего осеннего утра едва прибывал.

Ганин шел по саду. Вслед ему лениво потявкал Гошка. Ганин даже головы не повернул. Гошка отстал. Много яблонь в саду. Деревья густо увешаны плодами. Осень… Дорожек нет. Трава сухая. Ганин подошел к окну. Заглянул.

Лариков спал. Очки лежали на подоконнике. Прислоненная к стене стояла картина.

Ганин наклонился. Прямо у ног подобрал пару паданцев. Одним несильно кинул в спящего. Попал в ключицу. Лариков вздрогнул. Проснулся. Сел.

— Что? — спросил невнятно.

— Держите, — Ганин протянул ему очки.

Андрей их надел. Рассеянно огляделся. Медленно приходил в себя.

— Поговорить надо, — сказал Ганин.

— А который теперь час?..

Шли через кустарник. Ветви кутал туман. В уже светлом небе, догорая, тлели последние звезды.

Песчаная коса. Река. Автомобиль.

От воды тянет холодом. Зябко. Лариков поежился. Был в одной рубашке.

— Где она? — спросил Ганин.

— Ася? — сразу понял Лариков. — Я не знаю. Я у тебя спросить думал. Мне самому повидать ее нужно. Я перед ней виноват.

Свет прибывал. От горизонта к лесу медленно двигались темные облака.

Ганин полез в карман. Вытащил телеграмму. Протянул Ларикову:

— Вот.

Лариков прочитал:

— Ясно…

— Что вам ясно?

— Что хороший она человек. Я вот думал — уехать мне надо. Просто твердо решил, что пустое…

— Что пустое?

— Все эти слова мои к вам. И вот тут она появилась. До меня и дошло, что, может быть, все правда… Если дело, конечно, делать. Поступки, знаешь ли, совершать.

— Уезжай, — вдруг попросил его Ганин.

— Это, Ганин, теперь извини уж, — покачал головой Лариков и смутно улыбнулся чему-то. — Это, Ганин, теперь уж дудки. Я, понимаешь, хоть одного, а выучил. Это тоже, наверное, много. От любого хорошего человека, знаешь, как круги по воде.

Ганин глядел в сторону, время от времени налетал ветер, теребил полы плаща.

— Никуда я, Ганин, отсюда теперь не уеду, — твердо повторил Лариков. — Никогда.

— Хотите, на колени встану? — неожиданно предложил Ганин.

— Зачем? — удивился Андрей.

— Что хотите… только ей скажите, она вам одному верит…

— Что я ей могу сказать?

— Пусть --">