Кира Николаевна Михайловская - Переводчица из «Интуриста»

понимают и как торопятся пройти в вагон мои новые знакомые. «С такими дисциплинированными людьми можно работать!» — думаю я.

Поезд трогается. Он набирает скорость, и вот уже мерно, успокаивающе перестукиваются колеса. Мы стоим у окна, за которым пляшут ночные огни Ленинграда. Вот они все реже и реже. А вот и совсем исчезли. Изредка мигнет огонек разъезда, и снова темно. Мой сосед, тот самый молодой парень, всматривается в темень за окном, потом откидывает голову, так что свет падает на его лицо. Теперь я вижу, что он не так молод, как показалось мне с первого взгляда.

Я понимаю, — начинает он, тряхнув очень светлой головой, — вы учили язык с преподавателем и никогда не слышали настоящей финской речи. Вам будет сначала трудно. Наши люди говорят быстро, порой неправильно, иногда на диалектах, которые мы сами с трудом понимаем. Но вы не робейте! Я помогу вам. Я буду говорить с вами вот так, медленно, как сейчас. Вам понятно все, что я говорю? Так вот. Давайте познакомимся. Ведь мы с вами так и не знакомы. Меня зовут Аарне. Я работаю в обществе «Финляндия — Советский Союз». Наша группа — члены этого общества. Группа хорошая, и я думаю, что работать вам будет не трудно.

Аарне разговаривал со мною доверчиво. А люди, которых я увидела, пока поезд стоял на станции, совсем не были похожи на зарубежных туристов. Они были такие же обыкновенные, смеющиеся, веселые, как наши советские люди. Я подумала с облегчением: «Кажется, все и вправду устраивается хорошо!» Волнение мое утихало.

Мы попрощались с Аарне и пожелали друг другу спокойной ночи. Я зашла в купе. Двое на полках спали, и дыхание их было тихим. Я легла, но заснуть не могла. Мы, видимо, проезжали какую-то станцию, потому что светлые огни за окном стремительно побежали друг за другом и исчезли так же стремительно как появились. И вновь в полной темноте перестукивались колеса и покачивался мерно вагон. Не спалось…

Я встала и, осторожно отворив дверь, вышла в коридор. Не было ни души. Прошла медленно по мягкой дорожке, не слыша даже своих шагов. Из служебного отделения вышел усатый проводник, в наглухо застегнутом кителе. Он, кажется, и не собирался ложиться.

— Вы что ж не спите? — спросила я.

— Да не спится что-то. Вышел посмотреть, все ли в порядке.

— Все в порядке. А когда мы будем в Москве?

— Должны быть в восемь двадцать.

Мы помолчали.

— А здорово вы их! — сказал вдруг проводник. — Здорово вы их понимаете. И говорите здорово! Вас что ж, учили?

— Да, учили… Ну, я пойду. Завтра рано вставать.

— Идите выспитесь.

Я сделала несколько шагов по коридору, но потом вернулась. Проводник стоял у окна.

— Вы знаете, — сказала я, волнуясь, — вы знаете, я их вовсе не здорово… Не здорово я их понимаю.

— Ну да! — Проводник засмеялся и посмотрел на меня лукаво. — Рассказывайте! Ну да идите, идите спать.

Я легла на свою полку и почувствовала вдруг, что очень устала за сегодняшний день и очень хочу спать. Я вспомнила, как недоверчиво посмотрел на меня проводник, как засмеялся и сказал: «Ну да! Рассказывайте!» Он не поверил мне. Милый, хороший проводник, ты мне не поверил!

5

Я просыпаюсь рано утром. Мои соседки — две немолодые женщины, натянув до подбородка одеяла, наблюдают за мною, осторожно скосив глаза. Я говорю им: «Доброе утро» — и скидываю одеяло. Я одеваюсь, а они, улыбаясь, разглядывают меня. Одна, что лежит на нижней полке, обращается ко мне и говорит странно высоким голосом:

— О, нэйти говорит по-фински! Как это приятно!

Я объясняю, почему говорю по-фински и как очутилась в этом купе. Широкое лицо согласно кивает в такт моим словам, и все на этом лице выражает довольство и добродушие: небольшие, тонущие в морщинах глаза, губы, пришлепывающие в такт моим словам, и смешной нос — башмаком.

— О, теперь мы понимаем. Нэйти — наш гид. И вы всю поездку будете с нами? Ты слышишь, Майя, нэйти всю поездку будет с нами.

Моя соседка встает, снимает с вешалки платье и долго натягивает его на свое пышное тело. Я уже одета. Беру мыло и щетку и, направляясь к двери, бросаю взгляд на ту, кого моя соседка называла Майей. Майя обеими руками держит одеяло у подбородка, смущенно улыбается мне и отводит взгляд в сторону.

Я иду по коридору и слышу, как возятся и переговариваются за дверьми купе мои туристы. Большинство, очевидно, уже встало или встает. Какой-то человек стоит у окна. Он сторонится, давая мне дорогу, и приветственно поднимает --">