Николай Фридрихович Олигер - Темной ночью

Олигер Николай Фридрихович
Темной ночью

Николай Олигер

Темной ночью

В Темнолучье, за сорок верст от города, была чудотворная икона, явленная. Помогала от бесплодия, от бледной немочи и от зубной боли. В последних числах июля, в престольный праздник, собиралось на просторную церковную площадь со всего уезда тысяч до пяти народу, главным образом, женщин и подростков. Служили обедни и молебны, ходили крестным ходом с хоругвями и иконами. Впереди, на расшитых полотенцах, носили явленную. Местный батюшка, старичок, не мог один управиться, и к нему на подмогу приезжал соседний молодой, крепкий и предприимчивый.

Немало народу приходило и из города. А так как Никонов вообще любил бродяжить и каждое лето предпринимал далекие экскурсии, то его тоже захватило общей волной, и он как-то незаметно, в полтора дня, с отдыхами и передышками, дошел до Темнолучья.

Думал "приобщиться к народу", но в Темнолучье с самого начала не повезло. Встретились знакомые дачники, скучные и давно надоевшие люди, и, на правах хозяев, всецело завладели Никоновым. Вместо разговоров с богомолками, захватывающих, картинных рассказов, метких поговорок и присловьев, вместо новой, непривычной и поэтому милой душе обстановки, начались чаепития на опушке церковного бора, позировки перед фотографическими аппаратами и прогулки с дачными девицами по уединенным оврагам.

Дачники, видимо, очень скучали, и поэтому Никонову только на третий день удалось кое-как вырваться. Кстати подвернулся обратный извозчик в легкой городской пролетке. Извозчику все равно приходилось возвращаться в город порожняком, и Никонов срядился с ним, совсем задешево.

В последнюю минуту одна из дачниц навязала попутчика, своего несовершеннолетнего сына Димочку. Димочка был велик ростом, толст, плаксив и глуп. Когда-то обучался в гимназии, а теперь просто находился на иждивении родителей, которые готовили его в вольноопределяющиеся:

-- Пусть хоть военным будет. Оно и лучше: такой высокий и статный. Прямо в гвардию... Не сутулься, Димочка! Вынь палец из носу! Нехорошо.

Поехали.

Рессорная пролетка на лакированном кузове как-то особенно нелепо подпрыгивала по густо унавоженной сельской улице, словно стеснялась такой неприятной для приличного городского экипажа обстановки. А лошади -- загнанной, вихрастой извозчичьей кляче, было, очевидно, все равно. Она безразлично семенила ногами и через два шага в третий потряхивала головой, как будто кланялась.

С улицы выехали на церковную площадь, пересекли ее наискось и поехали мимо церковного бора. Почти все богомольцы уже разошлись по домам. Только у паперти да в бору пестрели кое-где последние, запоздавшие кучки.

Был восьмой час на исходе. Мычало где-то вдали невидимое стадо, со звонким, сухим шорохом лопались по левую сторону дороги, в гуще темных и гладких стволов, опавшие сосновые шишки.

Небо багровело. Полосатые облака раскидывались огненными крыльями, и растрепанные широкие верхушки церковного бора тоже зардели, снизу-вверх, обливаясь горячим и, как будто, тяжелым светом. Налетел ветерок, зашумел, понес по дороге сухие иглы и всякий сор, который оставили после себя богомольцы. Какую-то особую, сырую и слегка промозглую свежесть принесло это дуновение.

Извозчик повернул к Никонову свое круглое лицо.

-- Погодка-то барин, того... Сиверко.

-- Доедем! -- равнодушно сказал Никонов. -- А ты погоняй поскорее... Что это у тебя лошадь головой мотает?

-- А кто ее знает? Замотала и никаких. Как из города в село приехал, так и случилось. Дух ей здешний не нравится.

В последний раз мелькнула из-за леса безобразная, серая верхушка колокольни. Дорога, миновав межу заповедного участка, взяла левее и углубилась в лес, который быстро редел, то и дело оставляя широкие, заросшие низким и корявым березняком, поляны.

И теперь было видно, что с северо-востока -- из "гнилого угла" -- поднимается плотная и тяжелая туча, темно-синяя в глубине и серая, с красным отливом, по краям. В темной глубине по временам что-то вспыхивало едва уловимым зеленоватым светом.

Димочка тоже увидал тучу и беспокойно завозился.

-- Я боюсь, когда гром. Поедемте назад.

Извозчик запротестовал.

-- Помилуй Бог! Меня и то хозяин во-о как наругает за то, что опозднился. Ну, и из выручки, конечно, несколько пропил... Уж вы, господа, как хотите, а мне надо ехать. Опять же вы очень и не сомневайтесь. До --">