Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая) - Вся Теффи в одном томе

что-то пискнуло под его ногами, затем колыхнулась снизу

портьера, за ней другая…

«Кошка! – сообразил он. – Ишь-ишь, опять к жильцу в

комнату, опять барыня взбесится, как намедни. Шалишь!..»

Радостный и оживленный вбежал он в заветную комнату.

– Я те, проклятая! Я те покажу шляться! Я те морду-то на

хвост выверну!..

На жильце лица не было.

– Ты с ума сошел, идиот несчастный! – закричал он. – Кого

ты ругаешь?

– Ей, подлой, только дай поблажку, так после и не

выживешь, – старался Лешка. – Ею в комнаты пускать нельзя!

От ей только скандал!..

Дама дрожащими руками поправляла съехавшую на

затылок шляпку.

– Он какой-то сумасшедший, этот мальчик, – испуганно и

смущенно шептала она.

– Брысь, проклятая! – и Лешка, наконец, к всеобщему

успокоению, выволок кошку из-под дивана.

– Господи, – взмолился жилец, – да уйдешь ли ты отсюда

наконец?

– Ишь, проклятая, царапается! Ею нельзя в комнатах

держать. Она вчерась в гостиной под портьерой…

И Лешка длинно и подробно, не утаивая ни одной мелочи, не жалея огня и красок, описал пораженным слушателям все

непорядочное поведение ужасной кошки.

Рассказ его был выслушан молча. Дама нагнулась и все

время искала что-то под столом, а жилец, как-то странно

надавливая Лешкино плечо, вытеснил рассказчика из комнаты

и притворил дверь.

– Я парень смышленый, – шептал Лешка, выпуская кошку

на черную лестницу. – Смышленый и работяга. Пойду теперь

печку закрывать.

На этот раз жилец не услышал Лешкиных шагов: он стоял

перед дамой на коленях и, низко-низко склонив голову к ее

ножкам, замер, не двигаясь. А дама закрыла глаза и все лицо

съежила, будто на солнце смотрит…

«Что он там делает? – удивился Лешка. – Словно пуговицу

на ейном башмаке жует! Не… видно, обронил что-нибудь.

Пойду поищу…»

Он подошел и так быстро нагнулся, что внезапно

воспрянувший жилец пребольно стукнул ему лбом прямо в

бровь.

Дама вскочила вся растерянная. Лешка полез под стул, обшарил под столом и встал, разводя руками.

– Ничего там нету.

– Что ты ищешь? Чего тебе, наконец, от нас нужно? –

крикнул жилец неестественно тоненьким голосом и весь

покраснел.

– Я думал, обронили что-нибудь… Опять еще пропадет, как

брошка у той барыни, у черненькой, что к вам чай пить ходит…

Третьего дня, как уходила, я, грит, Леша, брошку потеряла, –

обратился он прямо к даме, которая вдруг стала слушать его

очень внимательно, даже рот открыла, а глаза у нее стали

совсем круглые.

– Ну, я пошел да за ширмой на столике и нашел. А вчерась

опять брошку забыла, да не я убирал, а Дуняшка, – вот и

брошке, стало быть, конец…

– Так это правда! – странным голосом вскрикнула вдруг

дама и схватила жильца за рукав. – Так это правда! правда!

– Ей-Богу, правда, – успокаивал ее Лешка. – Дуняшка

сперла, косой черт. Кабы не я, она бы все покрала. Я как

лошадь все убираю… ей-Богу, как собака…

Но его не слушали. Дама скоро-скоро побежала в

переднюю, жилец за ней, и оба скрылись за входной дверью.

Лешка пошел в кухню, где, укладываясь спать в старый

сундук без верха, с загадочным видом сказал кухарке:

– Завтра косому черту крышка.

– Ну-у! – радостно удивилась та. – Рази что говорили?

– Уж коли я говорю, стало, знаю.

На другой день Лешку выгнали.

Проворство рук

На дверях маленького деревянного балаганчика, в котором

по воскресеньям танцевала и разыгрывала благотворительные

спектакли местная молодежь, красовалась длинная красная

афиша:

«Специально проездом, по желанию публики, сеанс

грандиознейшего факира из черной и белой магии.

Поразительнейшие фокусы, как-то: сожигательство

--">