Николай Александрович Лейкин - Переполох

часамъ утра всѣ ваши жильцы должны быть переписаны вотъ на этихъ, отдѣльныхъ листкахъ, — отвѣчалъ счетчикъ.

— Да я, ваше высокое благородіе, неграмотная.

— Неграмотны? Гмъ… Но вѣдь, однако, въ квартирѣ кто-же нибудь найдется грамотный — вотъ его и попросите.

— Писаря найметъ, ваше благородіе. Ей что! Она старушка съ запасцемъ, — замѣтилъ дворникъ.

Къ трясенію головы у старухи прибавилось усиленное морганіе глазами.

— Ну-съ, такъ вотъ… — сказалъ счетчикъ. — Чтобы къ пятницѣ было все готово. Въ девять часовъ утра я зайду, и вы мнѣ вручите пакетъ съ листками обратно.

Онъ повернулся и въ сопровожденіи дворника, вышелъ изъ квартиры.

Въ кухню вбѣжала жилица — дѣвица не первой уже молодости, въ ситцевомъ распашномъ капотѣ, накрашенная, въ папильоткахъ, съ папироской.

— Что такое, Марѳа Алекеѣвна, у васъ здѣсь стряслось? Кто это былъ? — задала она вопросъ.

— Охъ, бѣда, милая! — пробормотала безпомощнымъ тономъ старуха.

Она уже сидѣла на сундукѣ, опустя руки и держа въ одной изъ нихъ пакетъ съ листками.

— Какая бѣда? Господи Іисусе!

— Перепись… Всѣхъ васъ, жильцовъ, переписывать надо и даже младенцевъ.

— Такъ что-же изъ этого? Это вѣдь по всему Петербургу. Объ этомъ и въ газетахъ было написано, — успокаивала хозяйку жилица. — А я думала, какая такая бѣда!

— Охъ, охъ! А у меня даже подъ сердце подкатило. Милушка, да нѣтъ-ли у тебя тѣхъ капелекъ, что ты мнѣ давала тутъ какъ-то?

— Гофманскихъ? Всѣ до капельки выпила. Да чего вы безпокоитесь-то? Перепись… Ничего тутъ страшнаго нѣтъ. Я помню… Десять лѣтъ тому назадъ она была въ Петербургѣ… Тутъ счетчики по домамъ ходятъ. У васъ счетчикъ былъ?

— Охъ, не знаю! Лицо такое серьезное. Вотъ оставилъ бумаги и говоритъ: чтобы непремѣнно къ пятницѣ къ десяти часамъ утра.

— Ну, счетчикъ былъ. Молодой или старый? — спрашивала жилица.

— Охъ, милушка, и не разглядѣла я. Съ дворникомъ былъ, съ Кондратьемъ. Только я выпила рюмочку передъ обѣдомъ и стала треску ѣсть — вдругъ онъ…

— Все таки изъ себя интересный?

— Ахъ, херувимка моя, да я и треской-то чуть не подавилась съ перепуга. До того-ли мнѣ было.

— Рѣшительно тутъ ничего нѣтъ страшнаго. Напротивъ… Если молодой и интересный кавалеръ… Гдѣ листки-то у васъ? Покажите-ка мнѣ листки-то.

— Вотъ…

Старуха протянула пакетъ. Жилица съ папильотками на лбу присѣла рядомъ съ ней на сундукъ, вынула изъ пакета листокъ и принялась его разсматривать, говоря:

— Тутъ описаніе жизни, личности и кто въ какихъ отношеніяхъ… Кому сколько лѣтъ и кто какого поведенія. Трезваго, такъ и пишите трезвый, выпивающій — ну, выпивающій. Такъ и обозначить слѣдуетъ. Дѣвица — такъ дѣвица и надо ужъ обозначить, настоящая дѣвица или такъ… Вотъ Аѳимья слесариха говоритъ, что она жена Ивана Парѳеныча. А какая она жена! Тутъ ужъ какъ на духу, надо все до капельки обозначить. Матрешка моя сосѣдка разсказываетъ всѣмъ, что она бѣлошвейка безъ мѣста. А какая она бѣлошвейка? Мы очень чудесно знаемъ. Вотъ вы и обозначьте, — тараторила жилица и принялась читать листокъ. — Да вотъ напримѣръ… Имя и фамилія? Вотъ вы и пишите хоть-бы про себя: «Марѳа Пѣтунникова». «Сколько лѣтъ отъ роду?» Сколько вамъ лѣтъ?

— Охъ, забыла, милая! Почемъ мнѣ знать! Забыла..- отвѣчала старуха.

— Ну, ужъ это такъ нельзя. Должны правильно отвѣтить. А то штрафъ… — сказала жилица. И лучше ужъ говорить больше. Ну, семьдесятъ три. Труднаго-то тутъ ничего нѣтъ.

Старуха заискивающе взглянула на жилицу и сказала:

— Такъ вотъ ты, милушка, и напиши мнѣ. Ты вѣдь грамотная. А я тебя за это кофейкомъ попою.

— Я? Я и написала-бы, вамъ. да вы знаете, какъ я пишу? Словно слонъ брюхомъ ползалъ. Напишешь а потомъ и сама не разберешь, что написала, такъ гдѣ-же счетчику-то! — отвѣчала жилица, — А вы Финогена Михайлыча попросите. Онъ вѣдь изъ писарей.

У успокоившейся было старухи Пѣтуиннковой голова опять затряслась.

— Милая, — заговорила она, — Финогенъ мужчина корыстный. Попроси-ка его написать, такъ онъ и денегъ запроситъ, и угощеніе ему съ пивомъ и кильками, на перья и чернила ему дай, да и за квартиру онъ недоплатить. Охъ, знаю я его! Лучше ужъ дворнику дать.

Старуха поникла головой и, чуть не плача бормотала:

— Бѣдная я, несчастная, беззащитная сирота! И придумали же эту перепись несчастную!

III

Вечеромъ пришли жильцы старухи Марѳы Алексѣевны Пѣтунниковой, узнали о врученныхъ ей --">