Николай Александрович Лейкин - Переполох

гдѣ-же ему-то! Знаю только одно, что перепись эта отъ всѣхъ дѣловъ меня отшибетъ. Трубы считай, собакъ считай, разспрашивай, гдѣ кто родился.

— Возьми адвоката, — предложила жена. — Онъ напишетъ.

— Ну, вотъ вывезла тоже! Да что это судъ, что-ли! Я и у мирового-то всегда самъ.

Жена, сидѣвшая противъ Безпокоева, подмигнула ему и сказала:

— А вѣдь этой переписью, Лукьянъ Захарычъ, навѣрное на что-нибудь подъѣзжаютъ.

— Само собой, — отвѣчалъ тотъ. — Хотя въ объявленіи и сказано, что никакихъ фискальныхъ цѣлей. Мы тоже знаемъ и понимаемъ. Вдругъ дымовыя трубы понадобились. Сосчитай, сколько ихъ. Зачѣмъ это, спрашивается? Съ какой стати? И вотъ помяни мое слово, что съ этихъ-то дымовыхъ трубъ къ лѣту и возьмутъ. Съ лошадей взято, съ собакъ взято — ну, теперь съ дымовыхъ трубъ возьмутъ.

— Такъ покажи меньше трубъ.

— А какъ провѣрятъ, да потомъ со штрафомъ возьмутъ? Счетчику-то что дѣлать? Ему къ пятницѣ представь всѣ листки, какъ облупленное яичко. Ну, онъ по крышамъ и начнетъ лазать, да трубы считать.

— А сколько у насъ трубъ на нашихъ домахъ?

— А я почемъ знаю. Нешто я домъ строилъ? Надо будетъ проминажъ по крышамъ сдѣлать, да и сосчитать.

— Ну, вотъ. Охота! Пошли дворника.

— Перепутаетъ. А тамъ и отвѣчай за него. Нѣтъ, ужъ надо самому. Да вѣдь, кромѣ того, надо и печи сосчитать по всѣмъ квартирамъ.

— Печи-то для чего?

— Ахъ, Боже мой! Да все для того-же! — раздраженно отвѣчалъ Безпокоевъ. — Квартирный налогъ взятъ — ну, теперь съ печки еще на прибавку возьмутъ.

— Когда по крышамъ-то будешь лазать? — спросила жена.

— Да надо сейчасъ начать.

— Возьми съ собой дворника. Все-таки будешь не одинъ и онъ тебѣ поможетъ. А то эдакая скользь теперь. Долго-ли поскользнуться.

— Ладно… — пробормоталъ Безпокоевъ, тяжело вздохнулъ и прибавилъ:- Вотъ не было-то печали, такъ черти накачали. Теперь лазай по крышамъ.

— А голубей по чердакамъ, папашенька, считать не надо? — спросилъ сынъ.

— Дуракъ.

— Позвольте… Чѣмъ-же дуракъ-то? Ежели собакъ приказано считать, то отчего-же голубей не сосчитать. Такая-же тварь.

— Ну, полѣземъ на крышу, — сказалъ Безпокоевъ, вставая изъ-за стола.

Въ столовую вошла дочь его, дѣвушка лѣтъ семнадцати, пухленькая, съ вздернутымъ носикомъ и объявила:

— Ну, вы тамъ какъ хотите, а я въ одномъ листѣ съ собаками и лошадьми прописываться не желаю.

— А мы, и не спрашивая, запишемъ тебя, — пробормоталъ отецъ, уходя изъ столовой.

II

Вдова, старуха, мѣщанка Марѳа Алексѣевна Пѣтунникова, содержательница въ домѣ Безпокоева маленькой квартиры и отдающая ее отъ себя жильцамъ по угламъ, какъ получила отъ счетчика пакетъ съ листками и наставленіями для переписи, такъ и обомлѣла. Когда вошелъ счетчикъ, она сидѣла въ кустѣ и ѣла солевую треску съ картофелемъ и лукомъ. Взявъ отъ него пакетъ, она даже перестала жевать, хотя ротъ ея былъ полонъ. Руки ея тряслись, глаза остановились. Она безсмысленно смотрѣла на счетчика, студента, а онъ ей пояснялъ:

— Тутъ все найдете: и листки личные, и листокъ квартирный, и квартирную вѣдомость, и наставленіе. Все это вы внимательно прочтете, прежде чѣмъ приступить къ дѣлу. Главное на наставленіе поналягте. Оно вамъ выяснить все до мельчайшихъ подробностей! Да прочтите не одинъ разъ, а два, три. Поняли? Ну, а потомъ ужъ начинайте переписывать. У васъ сколько всѣхъ жильцовъ? — спросилъ онъ.

Только теперь Марѳа Алексѣевна начала прожевывать треску. Счетчикъ ждалъ отвѣта.

— Сколько-же у васъ всѣхъ жильцовъ? — спросилъ онъ еще разъ.

Сопровождавшій счетчика и стоявшій въ дверяхъ дворникъ произнесъ:

— У ней, ваше благородіе, жильцовъ много.

— Сколько-же именно?

Марѳа Алексѣевна, наконецъ, прожевала треску и стала считать по пальцамъ.

— Девятнадцать душъ, — послышался отъ нея отвѣтъ.

— Экъ васъ! Ну, тогда я мало далъ вамъ личныхъ листковъ. Вотъ, возьмите еще.

— Младенцевъ надо считать? — спросила она.

— Непремѣнно. И если-бы даже въ ночь съ 14 на 15 декабря родился кто-нибудь, то и того надо записать. Даже новорожденные и некрещенные и тѣ записываются.

— Тогда двадцать двѣ души, — поправилась она.

— Ну, такъ вотъ вамъ добавочные личные листки и прошу ихъ выполнить къ пятницѣ, 15 декабря, къ десяти часамъ утра.

— То-есть какъ это, ваше благородіе?

Марѳа Алексѣевна недоумѣвала. Теперь ужъ у нея затряслась голова.

— Въ пятницу къ десяти --">