Николай Александрович Лейкин - Деревенская прелестница

перемѣнилъ тонъ и говорилъ ужъ тише. Перестала раздражаться и Клавдія, но все-таки продолжала изъ. своей комнаты:

— Червь, блоха… Однако, при покойницѣ маменькѣ и червь, и блоха бывали, а капуста въ лучшемъ видѣ росла. А отчего? Червя снимали, отъ блохи капусту золой посыпали, огородъ поливали. А вы только по кабакамъ.

— Тьфу ты, подлая! Вотъ не можетъ угомониться-то! Тьфу! Словно за языкъ повѣшенная! — плевался за печкой отецъ и умолкъ, принявшись укачивать дѣвочку, тряся подушку, на которой она лежала.

— Ну, идите ужинать-то! — кричала отцу и сестрѣ Соня, ковыляя около стола, покрытаго полотенцемъ, на которомъ стояла глиняная чашка со щами, отъ которыхъ шелъ паръ. — Иди, Клавдія! Сама торопила ужинать и не идешь.

Пока Клавдія переругивалась съ отцомъ, Соня успѣла ужъ зажечь жестяную керосиновую лампу, нарѣзать хлѣба, положить на столъ деревянныя ложки и раздѣлить на куски астраханскую селедку.

Изъ своей комнаты вышла Клавдія, держа мельхіоровую ложку въ рукѣ. У ней были три чайныя и три столовыя мельхіоровыя ложки, но ѣла она только мельхіоровой ложкой сама и тотчасъ-же послѣ ужина ее убирала подъ замокъ.

Вышелъ и отецъ изъ-за печки, пробормотавъ «уснула Устька», и принялся истово креститься передъ ужиномъ въ уголъ на икону.

Соня вышла на крыльцо и стала звать братишекъ, голося.

— Николка! Панкратка! Идите ужинать!

Минутъ черезъ пять семья сидѣла за столомъ и хлебала щи: трое взрослыхъ ѣли щи изъ одной чашки, двоимъ мальчикамъ была поставлена другая чашка. Подъ навѣсомъ, въ ожиданіи себѣ также ужина, завывали сидѣвшія на цѣпи двѣ охотничій собаки, оставленныя у Феклиста Герасимова на прокормленіе наѣзжающими изъ Петербурха охотниками.

III

Феклистъ Герасимовъ Собакинъ ѣлъ медленно, лѣниво протягивая свою деревянную ложку въ чашку и также лѣниво препровождалъ къ себѣ въ ротъ, придерживая снизу ломтемъ хлѣба, отъ котораго откусывалъ. Проглотивъ ложекъ пять, онъ сказалъ Клавдіи: — Вотъ ты, дѣвочка, меня давеча сороковкой попрекнула, а гдѣ она эта самая сороковка-то? Безъ капли вина за столъ сѣлъ.

— Вольно-жъ вамъ было ее сразу всю вылакать, — отвѣчала Клавдія, — а я давеча утромъ дала вамъ двугривенный на похмелье. И такъ ужъ вы меня всю пропиваете и проѣдаете въ конецъ.

— Кори, кори отца-то! Да и врешь. Я на свои живу, да и семью кормлю. Восемь рублей за прокормъ двухъ собакъ получилъ — снятковъ сушеныхъ десять фунтовъ вамъ въ варево купилъ, — похвастался Феклистъ.

— Эка важность снятки! А остальныя пропили.

— Врешь. Подметки себѣ къ сапогамъ справилъ.

— Все равно, больше пяти рублей пропили.

— Солонину покупалъ.

— Пять-то фунтовъ? Бросьте. Все равно не проходитъ дня, чтобы я Сонькѣ по три гривенника на харчи не выдавала. Да вы и изъ этихъ-то денегъ наровите отнять у ней пятачекъ на стаканчикъ.

— Когда-же это я?.. Только одинъ разъ…

— Оставьте пожалуйста… ѣшьте скорѣй. Того и гляди, что Флегонтъ Ивановичъ чай пить придетъ, а мнѣ еще переодѣться надо. Не могу-же я его въ линючей рвани принимать, — торопила отца Клавдія и крикнула на маленькихъ братьевъ:- Ну, ребятишки, живо! А то я ложкой по лбу…

И она на самомъ дѣлѣ замахнулась на нихъ ложкой.

— Ты, Сонька, какъ отъужинаемъ, подмети здѣсь и прибери все, — продолжала она, обращаясь къ сестрѣ. — А вы, тятенька, промнитесь и самоваръ поставьте.

Феклистъ посмотрѣлъ на Клавдію искоса и произнесъ:

— Вѣдь вотъ, небось, отъ тятеньки-то работы требуешь, когда кавалеровъ къ себѣ принимаешь, а сама…

— Сами-же вы будете изъ этого самовара чай пить. Ну, а вы, ребятишки, сейчасъ послѣ ужина за печку и спать! — возвысила Клавдія голосъ. — Нечего тутъ торчать передъ глазами.

Ужинъ состоялъ только изъ щей да изъ селедки съ картофелемъ. Соня раздѣлила ее всѣмъ по куску, себѣ взяла голову, поглодала ее и вышла изъ-за стола, крестясь. Клавдія тоже вышла изъ-за стола, и осматривала грязную непривлекательную комнату, меблировка которой состояла всего изъ продраннаго клеенчатаго дивана, изъ котораго торчала въ нѣсколькихъ мѣстахъ мочала, изъ шкапчика съ посудой, висящаго на стѣнѣ и стола съ табуретками, за которымъ ѣли. На лавкѣ лежали свернутыми подушка и одѣяло Сони. Тутъ-же на лавкѣ лежалъ рыболовный бредень съ челнокомъ и клубкомъ нитокъ, валялось порыжѣлое пальто Феклиста, а въ одномъ изъ угловъ въ безпорядкѣ помѣщалось деревянное ведро, обрѣзъ отъ бочки, какія-то доски и --">