Анатолий Филиппович Полянский - Право на риск

мог принять за поучение, а он, как я успел заметить, был самолюбив. Еще бы, в тридцать шесть лет — командир дивизии! Такое далеко не каждому дано. Не считаться с этим было нельзя: предстояло вместе жить и работать.

«Насаждать безответственность нам тоже не позволено!» — возразил Перов.

Я заметил, что понятие ответственности должно быть строго дифференцировано.

«Каждому свое, что ли? — жестко усмехнулся комдив. — Но это приведет к уравниловке».

«Да, если личную ответственность понимать буквально, — сказал я как можно спокойней, — и, добиваясь сиюминутной пользы, не видеть перспективы».

Перов смотрел на меня изучающе. Глаза у него серые, холодноватые, чуть выпуклые. По их выражению никогда не определишь настроение комдива. Весел он или рассержен, взгляд остается непроницаемым.

«А разве сто девяносто третий у нас не отстающий? — неожиданно спросил комдив. — Насколько мне известно, полк год как не выходит из прорыва. Несмотря на все усилия штаба. И политотдела в том числе, — не преминул он уколоть. — Тогда о какой же перспективе может идти речь?»

В определенной степени Перов прав. Мы действительно, много занимаясь полком Мурича, ощутимого перелома пока не добились. И все же сдвиги наметились, я их видел, чувствовал. Но комдиву подавай факты. Он был реалистом, этот поджарый широкоплечий полковник, стоявший передо мной на крепких пружинистых ногах. Это я тоже сразу заметил.

Спор наш, как и многие последующие, закончился ничем. Исчерпав доводы в пользу своей точки зрения, Перов сердито бросил:

«Ты хочешь, Андрей Степанович, чтобы я отменил взыскание Муричу?»

Смешно было предполагать, что комдив на это способен. С самого начала он очень ревниво относился к посягательству на свой авторитет. Тем не менее я не удержался, чтобы не сказать:

«Признание собственной ошибки, Александр Гаврилович, еще никогда не умаляло достоинства».

Глаза комдива сузились — первый признак того, что он рассержен. Однако Перов, не могу не отдать должного, умеет держать себя в руках, только становится суше, официальней.

«Жаль, не поняли, Андрей Степанович, — перешел он на «вы», — я ни в коей мере не считаю, что поступил неправильно. Даже если наказание сурово, на строгость командира не жалуются».

Последние слова — одно из любимых его выражений...

Поезд давно уже мчался в ночи, изредка подавая короткие низкие гудки, напоминавшие всхлипы ревуна в самолете, когда подана команда приготовиться к выброске. Монотонно постукивали колеса, и в этот дробный звук как-то очень органично вплетался унылый голос моего спутника.

— В деревне разве жизнь?.. — Ловил я отдельные фразы. — Без знакомства не устроиться... Ну что такое бухгалтер?.. Женился неудачно. Дочка хоть по праздникам телеграммы отбивает. О награждении сына узнал из газеты...

По этим обрывкам нетрудно было представить не очень-то радостную жизнь человека. Он явно искал сочувствия, а я не мог вызвать его в себе. Люди, конечно, не всегда имеют возможность распоряжаться своей судьбой. Бывает, что не добрая воля и желание диктуют то или иное решение. И все же в конце концов человек, а не обстоятельства определяет собственную жизнь. Плыть по течению легче всего; отдашься на произвол бога-случая, и — куда кривая вывезет. А вот повернуть вспять да еще выгрести против волны — тут нужны и характер, и железная целеустремленность.

Проводник принес чай, прервав, к моему удовольствию, разглагольствования соседа. Однако умолк тот ненадолго. Теперь его интересовали не личные переживания, а вопросы масштабные, даже глобальные: будет, скажем, на земле война или нет? По его мнению, я, человек в погонах, должен непременно знать это.

— Война ведь не прекращается, — напомнил я, — вспыхивает то там, то здесь.

— Я не имею в виду Сирию или Вьетнам! — воскликнул он. — Речь идет о большой войне — с ракетами, атомными бомбами...

Я посмотрел ему прямо в лицо и не увидел ни тревоги, вполне уместной при таком вопросе, ни подлинной заинтересованности. Вряд ли его серьезно волновали проблемы войны и мира. Эх, видел бы он атомную бомбу в действии! Куда девалось бы обывательское спокойствие!..

Страшен не сам взрыв. Нас, слушателей академии, специально привезли на эти испытания. Мы располагались довольно далеко от эпицентра: на полигоне предусматривались все меры безопасности.

Солнечный день. Жарко, как бывает обычно летом в Заречье. --">