Александр Степанович Старостин - Стрела летящая

мокром асфальте и лужах.

— Где папа? — спросил Санёк, обмирая при мысли: “Вдруг в Кремле!”

— Увидишь, увидишь, — нехотя ответил “дядя, ” отворачиваясь, и стал прятать руку за спину — Саньку на какое-то мгновение показалось, что у него не рука, а лохматая собачья лапа. Он испугался и заглянул “дяде” за спину, но тот подальше задвинул руку, то есть лапу.

Лица шофера Санёк так и не увидел — только затылок и большие прозрачные уши, поставленные почему-то выше, чем у обыкновенных людей. Санёк даже чуточку испугался: “Вдруг это не люди?”

— Почему папа не поехал домой? — спросил Санёк, продолжая интересоваться спрятанной за спину лапой, но в душе ожидал ответа: “Он в Кремле”.

— Папа-лапа, — проговорил “дядя”, подтверждая опасения Санька насчет собачьей лапы. — Скоро приедем.

Теперь Санёк нисколько бы ни удивился, если б отец оказался в Кремле и поджидал его у Спасской башни: ведь он — герой войны.

Машина остановилась перед железными воротами. Санёк заволновался: как, интересно, они открываются? Ведь железные, наверное очень тяжелые.

Вдруг что-то загудело, и створка, вздрогнув, поехала в сторону, как занавес. Санёк неизвестно чему обрадовался, но отца за воротами не было. Может, он в желтом доме, что открылся впереди? Открылась и большая, покрытая асфальтом площадь с единственной березкой у каменной ограды, и на площади множество ребят. Некоторые были в шапочках-испанках с кисточками.

Проехали ворота, остановились; дети, кроме самых маленьких, почему-то не обратили внимания на машину, что Саньку показалось даже обидным. Появилась воспитательница в белом халате и о чем-то заговорила с вылезшим из машины “дядей” — тот показывал какие-то бумаги и был чем-то недоволен.

Санёк растерянно глядел по сторонам, не понимая, почему отец, вернувшись с войны, здесь, среди детей. Ничего, скоро все будет ясно. Он выбрался из машины (дверь была раскрыта), увидел задний фонарь с разноцветными ободочками и стал протирать его рукой от пыли — засверкал, как новенький. Теперь надо и второй протереть. Санёк словно хотел показать кому-то, что кататься на такой машине — дело для него обыкновенное.

— Что ж, пойдем, — сказала воспитательница и взяла Санька за руку.

“Дядя” заторопился, сказал: “Ух!” — и влез в машину, торопливо сдавшую в открытые ворота. Снова что-то загудело, ворота задвинулись и громко клацнули. Санёк глядел на то место, где только что стояла машина, и ничего не понимал.

— А папа? — спросил он у воспитательницы.

Та поглядела на него сверху и пожала плечами, словно не понимая, о чем ее спрашивают.

— Иди, поиграй с детьми, — сказала она.

— Где папа? — повторил Санёк, чувствуя, что происходит какой-то обман. Если папа вернулся с фронта, если мама вернулась из командировки, то зачем его привезли сюда на такой красивой машине? Почему здесь ребята и большие, и совсем маленькие ходят вместе?

Воспитательница исчезла. Санёк решил добиться какой-то ясности и пошел искать воспитательницу, которая так неожиданно и поспешно его покинула. Но он запомнил только белый халат. Ему даже показалось, что у женщины нет лица — одно красноватое пятно, как у военных людей, которые ловили разбойника в овраге.

Он обращался к каждой воспитательнице в белом халате, но никак не мог добиться понятного ответа. Он объяснял, что “дядя” привез его к папе, что он приехал на большой и красивой машине с разноцветными ободочками на задних фонарях, и “дядя” с собачьей лапой говорил, что папа здесь, что он вернулся с фронта. А в ответ слышал лишь одно:

— Иди, мальчик, поиграй с детьми.

Тогда для большей ясности он спрашивал, где мама. Наверняка она тоже вернулась из командировки, если папа вернулся с фронта. Ему отвечали:

— Она, наверное, не вернулась.

ДЕТПРИЕМНИК

Оказалось, что это был не детский сад, а детприемник-распределитель. И отсюда ребят никто к вечеру не брал, так как забирать было некому. И потому ночью все спали в общей большой палате, а мертвого часа вообще не было.

Саньку приснился “дядя”; он смеялся, прятал за спину свою собачью лапу и приговаривал:

— Не покажу! Не покажу!

Ребята, как скоро выяснилось, менялись каждый день: одни приходили, другие уходили — не то что в детском саду, где Санёк помнил в лицо каждого. Тут он запомнил только большого мальчика с круглым бледным лицом и его маленькую сестренку. Они сидели за обеденным столом напротив. На завтрак --">