Владимир Коротких - Броневержец

Владимир Коротких БРОНЕВЕРЖЕЦ

Укажите мне звезду,

Под которой я родился,

От которой на роду

Дух мой в тело обрядился.

Ту, какой от колыбельки,

Немо приношу мольбы.

Свет, которой гонит стрелки

По часам моей судьбы…

Автор

1

Промозгло и тоскливо зимой в азиатской пустыне. Низкие тяжелые облака утюжат макушки невысоких холмов, подравнивая землю по высоте, вылизывая долину дождевыми языками. На сером мокром песке виднеются лишь небольшие округлые кочки с норами и остатками прошлогодней верблюжьей колючки на округлых затылках. Холодные ошалевшие ветры носятся по песчаной равнине, закручивая из стороны в сторону падающие с неба водяные струи. Пьет земля, жадно сглатывая дождевые потоки, не оставляя ни единой лужи на поверхности, готовясь к приходу тепла, а за ним жестокой жары и долгой суши. Не пройдет и двух месяцев, как солнце выпарит из неба всю влагу, не сохранив на нем ни единого белого перышка, способного укрыть благодатной тенью хоть какую-нибудь мелкую тварь. Оживет пустынная степь, превратившись ненадолго в зеленый ковер, потянется к синеве стебельками скудных трав и тщедушного разноцветья. Очухаются от спячки и поползут из нор змеи, ящерицы, скорпионы, пауки и другие гады, являя присутствие жизни в отдаленном уголке земли. Прилетят птицы. Округа защебечет, зашипит, залетает, забегает и заерзает от радости бытия, ниспосланного этими долгими проливными дождями. Хлынет тогда жизнь и понесется быстрее всех зимних ветров, покорно убравшихся из долины с приходом весны.

А пока что хлещут на песок холодные дождевые струи. Редкие снежинки, не успевающие долетать до земли, обращаются в тяжелые капли. Все, кажется, превращается в дождь.

Мутная вода стекает с одежд промокших людей, нашедших себе занятие здесь в такую неподходящую пору, капает с их лиц и ладоней. Они морщатся, отворачиваясь от ветра, поднимают воротники ватных грязно-зеленых бушлатов и носят на плечах тяжелые ящики. Носят и складывают, носят и складывают. Потом уходят в большие брезентовые палатки, снимают там с себя раскисшую одежду и развешивают ее на веревках вокруг чугунных, раскаленных докрасна печек.

К палаткам подкатывают грузовики. На смену только что отработавшим выходят другие люди. Они тоже носят ящики, принимая холодный февральский душ. Порожние машины уезжают, оставляя растущие штабеля темно-зеленой тары с черной заводской маркировкой. Подъезжают следующие, забитые грузами под самый верх тента. Меняется смена…

Не меняется только один человек. Он считает ящики и указывает место их складирования. Каждый раз после разгрузки он заходит в палатку, стряхивает с прорезиненной плащ-накидки воду и, называя фамилии, назначает новую смену.

Наконец опустошен кузов последнего бортового «УРАЛа». Машина, бряцая и дребезжа защитного цвета бортами, медленно отъезжает от палаток, выруливает за ограждение из колючей проволоки и, поддав газу, растворяется в пелене дождя.

Человек в плащ-накидке машет рукой и кричит:

— Все! Закончили!

Он направляется в другую сторону, к другой большой палатке, у входа в которую на вбитом в землю обтесанном сосновом колу красуется деревянная табличка с надписью: «Штаб».

Через минуту он возвращается и устало шагает по мокрому песку, печатая тяжелый шаг разбухшими отсыревшими сапогами. Он подходит к маленькой выцветшей до рыжины палатке, осторожно отодвигает рукой плотную ткань, заменяющую дверь, и, пригнувшись, ныряет внутрь.

В палатке тепло и пахнет горелым углем. Посередине топится чугунная печка-буржуйка с выведенной в потолок трубой. Сквозь маленькое квадратное плексигласовое окно пробивается тусклый свет. С двух сторон по бокам на земле лежат два больших соломенных тюфяка, сшитых из серой полосатой ткани. На одном из них, отвернувшись лицом к стене, спит человек, одетый в полевую военную форму. Рядом стоят его сапоги с аккуратно намотанными на голенища портянками и радиоприемник марки ВЭФ.

Вошедший снимает с себя плащ-накидку, теплый бушлат, шапку и вешает их на проволочные крюки.

Медленно расстегивая китель, он откидывается на спину, закладывает ладони под затылок. Пламя горящего в печке угля глухо гудит в дымоходе, устремляясь вверх по металлической трубе. Человек прикрывает веки, стараясь на время отогнать --">