Валерий Дмитриевич Поволяев - Зорге. Под знаком сакуры

— Поехали!

— Там дивно готовят рыбу по-франкфуртски и копченую свинину на аргентинских решетках, — сообщил Юрген, запирая на ключ свой огромный письменный стол.

— А что такое аргентинские решетки и чем они, допустим, отличаются от решеток испанских? — спросил Зорге.

— Ничем. Как я понял, это обычный гриль.

Зорге понимающе наклонил голову. Он пытался вспомнить детали своего пребывания во Фландрии, какую-нибудь бравую историю, но в голову ничего не приходило — пусто было в черепушке, да и самого новобранца Юргена он помнил слабо. Хотя, едва он увидел газетного «партайгеноссе», память услужливо преподнесла ему вырванный откуда-то из душных глубин времени испуганный лик прыщавого мальчишки в глубокой, как кастрюля, каске, натянутой на самый нос, и его имя…

— Машина у тебя есть? — спросил он у Юргена, когда они вышли из здания редакции и окунулись в теплый городской вечер. Высоко в небе летали ласточки.

— Нет, — смущенно пробормотал Юрген, — партия экономит деньги, поэтому мы обязаны пользоваться общественным транспортом.

— Общественный транспорт не для фронтовиков, Юрген, — назидательно произнес Зорге, — особенно тех, которые собираются вспомнить прошлое. — Он поднял руку, помахал ею в воздухе: — Такси!

Через несколько мгновений около них затормозила машина, Рихард распахнул переднюю дверь:

— Прошу, Юрген! Или ты, как большой начальник, предпочитаешь заднее сиденье?

— В нашей партии все равны, — высокомерно произнес Юрген Шильке.

— Тогда сиди впереди, — велел Зорге и уселся на широкое заднее сиденье.

«Хорошее местечко» действительно оказалось хорошим — это был ресторан, расположившийся на берегу голубого уютного озерца, ровную гладь которого бороздили две пары гордых черноклювых лебедей, птиц спокойных и независимых. Посреди озера, поставленные на специальные плотики, красовались деревянные избушки — лебединые домики. Птицы далеко от них не отплывали, ровно бы сторожили, хотя домики были похожи на собачьи конуры.

Комиссара Шильке здесь знали и провели к столику, расположенному в самом удобном месте — на веранде, вынесенной прямо на воду; мелкие волны со звонким шлепаньем подкатывались под настил, веселили слух. Тут и прохладно было, и поговорить можно было без опасения, что кто-нибудь подслушает или внесет сумятицу в беседу своими замечаниями.

— А зачем тебе, Рихард, ехать в какую-то неведомую Японию, когда можно остаться в Германии? — Комиссар Шильке недоуменно наморщил лоб. — В Германии скоро будет не просто хорошо, а очень хорошо, вот только избавимся окончательно от разных Энштейнов и Цвейгов, слишком уж они дурят головы и всем нам, и нашей интеллигенции — тоже всей…

Зорге ощутил, что внутри у него появилось что-то брезгливое — вчера в газете «Ангрифф» он прочитал письмо великого физика Альберта Эйнштейна, направленное германскому посланнику в Брюсселе, где физик отказывался от германского гражданства.

Партайгеноссе Юрген даже исказил фамилию физика, сделал это специально — назвал Эйнштейна Энштейном, более того — поднажав голосом, подчеркнул искажение.

— У всех народов интеллигенция всегда отличалась продажностью, исключений, увы, нет. Ни в Англии, ни во Франции, ни у нас в Германии: наша интеллигенция такая же продажная, как и все остальные, — громко заявил Зорге.

Шильке прикусил зубами нижнюю губу и отрицательно помотал головой.

— Это не немецкая интеллигенция, Рихард, — еврейская.

— Не берусь спорить с тобой, Юрген, — Зорге в успокаивающем движении положил руку на плечо комиссара, — да и не моя это тема. Что скажет наш вождь, то я и буду делать.

Партайгеноссе мигом успокоился, широко растянул в улыбке рот, губы у него стали тонкими, как две гибкие красные бечевки.

— Оставайся во Франкфурте, Рихард, — сказал он, — не отказывайся, а! Прошу тебя. Мы тут славно поработаем вдвоем. Ты даже не представляешь, как славно мы поработаем.

Рихард со вздохом развел руки в стороны.

— Может, чуть позже это и произойдет, а сейчас не могу, Юрген. Ты знаешь, кроме журналистики я занимаюсь наукой. Тема моих научных исследований — Япония. Сменить тему я не могу, тем более, Япония — верная союзница Германии.

— Но после Японии ты же можешь вернуться в Германию, — воскликнул Юрген заведенно, в голосе его послышались горячие нотки, — такие люди нужны рейху.