Юзеф Игнаций Крашевский - Исторические романы. Компиляция. Книги 1-10

Любили его без меры и ненавидели жестоко.

Как он сам в своих поступках не знал никогда меры, так и в людях возбуждал или бешеную ненависть, или безграничную любовь.

Как раз в то время, когда Збышек погрузился в воспоминания о своем прежнем начальнике, с которым он совершил столько походов в Силезии, Великой Польше, в сандомирских и краковских землях, — сквозь вой и свист ветра донесся топот коня под окном. Пес, лежавший у порога (его звали Воронком), залаял и вскочил на ноги, работник перестал стругать лучину, а Збита, очнувшись от дремоты, сказала: "Вот и Мартик".

Хабер пошел к дверям, которые были на всякий случай закрыты на засов, чтобы послушать в сенцах и отворить молодому пану. Тот уже условленным способом стучал кулаком в дверь.

Мартик вошел в дом, и все засуетились. Маруха побежала посмотреть горшки с кушаньем, Збита пошла навстречу сыну, и даже Збышек повернул голову к дверям, в которых показался Мартин.

Это был крепкий, сильный, широкоплечий человек с круглым и румяным лицом, вовсе не безобразным, а когда он был весел, то и совсем красивым.

Уж по одной его наружности сразу было видно, что он родился воином, но не таким, который бы, вросши ногами в одно место, так и стоял на нем, а таким, что требовал движения и постоянной смены мест.

На нем был широкий, довольно уже потертый плащ, а под плащом виднелись панцирь и небольшой меч, на голове шапка с железными обручами и с остроконечным окованным верхом — потому что в ту пору опасно было выезжать из дома без панциря и вооружения. Всегда могло случиться что-нибудь непредвиденное.

Мартик знал это хорошо, и потому в руке у него была отвязанная от седла трость с кинжалом и набалдашником, которая могла сослужить ему хорошую службу в дороге.

— Собачий холод! — сказал он, входя и здороваясь с родителями, после чего снял не спеша плащ и повесил его на стену, на приготовленное для него место.

— А кто же тебе велел сидеть до поздней ночи? — заворчал отец.

— Да никак не мог вырваться от Шелюты, столько там было сегодня народа и столько разговоров!

— Ну, ну! — возразил отец, а мать уж приготовилась слушать и стояла перед сыном, скрестив руки на груди.

— Что там люди болтали — просто страх! — рассмеялся Мартик. — Если бы вы, батюшка, послушали, вы бы порадовались. А мне кажется, что все это одни басни.

— Что же? Что говорили? — с любопытством прервал отец.

— Ну, например, — сказал Мартик, потягиваясь всем телом, как будто усталый от долгого сидения на коне, — болтают люди, что Локоток снова появился!

И, сказав это, начал громко смеяться, а Збышек, хотя был уж стар и нетверд на ногах, сорвался с места и подбежал к сыну.

— Локоток, мой пан! — радостно крикнул он. — Видишь, я говорил тебе всегда и клятву давал, что мой пан не погиб и не был убит, и что он еще покажется и будет царствовать.

— Ха, ха! — смеялся сын, сидя на лавке и вытягивая ноги к огню. — Нет, батюшка, не бывать ему здесь и не вырваться нам из крепких чешских рук! Нечего напрасно и думать о том. Вацлав уже короновался польским королем, он владеет полмиром, у него сила огромная. С ним цари и короли, а твой бедняга князь Локоток, у которого никогда не было гроша за душой, если бы он даже и выплыл где-нибудь, что же он сделает против такого могущественного монарха, как чешский король?

Старик опечалился словам сына: он не мог не признать их справедливости, но сердце желало и чувствовало иначе. Несмотря ни на что, жила в нем и никогда не умирала какая-то надежда.

— Что там! — произнес он тихо. — Пусть он только покажется! Увидишь, Мартик, он справится и с таким! Ты его не знаешь! А я у него служил и насмотрелся на него. Человек — невидный, не на что и смотреть, — а как бьется, и как своих подбодряет, словно колдовством завораживает! Уж люди из сил выбились, готовы упасть, а он, как крикнет на них, — так словно новая душа в них нарождается. Меч у него хороший, а сердце — еще лучше.

Наконец Збышек прекратил свои похвалы и, подойдя к сыну, принялся упрашивать его:

— Ну рассказывай же, рассказывай, откуда люди выдумали, что он снова появился. Видел его кто-нибудь? Целых четыре года не было о нем ни слуху, ни духу, словно в воду канул; говорили, что он убит, что пропал где-то в Венгрии, что пошел замаливать свои грехи в монастырь, что его убили не то чехи, не то немцы. А я ничему этому не верил, потому что я-то знаю его!

— Кто тут разберет, где --">