Борис Борисович Колоколов - Русская сага

взгляд с бесовским высверком. И тут же громко сорвалось с его губ:

— Вор?!

Адмирал весь нервно подобрался. Хоть и не в диковинку эта привычка государя ошеломить да огорошить человека каким-нибудь несуразным, почти нелепым вопросом, в душе перепугался — не о тебе ли спрос. Ведь он и любимца своего Алексашку Меншикова нередко вором кличет.

— Хто? Ваше величество?!

— Этот, Йоханнес! — потюкал Петр ногтем в список имен.

У адмирала с души камень упал. Он даже повеселел, улыбнулся.

— Не-ет! Вроде бы о таком не слышно, — сказал Апраксин. — Корабль содержит в порядке. Жалоб таких не было. Сам ютится с женкой, с племянником в чужом домишке. Он в этих делах не тороват…

Втайне он все ждал разрешения сесть, а Петр чего-то держал и держал стоймя. Такое ведь тоже смущает. По прошлому-то знаешь — бывало, призовет, тотчас усадит, в ус ухмыльнется, воскликнет: «Садись, хвастай!» А ныне — нет, может, к немилости. А Петр просто забыл усадить, забыл о годах его, увлекся своей мыслью, улетел за нею в те сумеречные от веков края, запамятовал совсем, что ведь и сесть-то при нем без дозволения человек не волен.

— Кто у большого пирога да не вор — в том надежда отечества! — гаркнул резко, но как бы между прочим, хотя и не без умысла: он знал, слова его часто подхватываются на лету, а потом их широко разносит по людям.

Вдруг чему-то в себе рассмеялся, обнажив крепкие, с желтизной зубы, сделал удалой взмах.

— Эх! Самому бы там побывать. Ведь я-то знаю.　Все, все ведаю про те края. Рассказчиков у меня перебывало… Я и Денбея — япона-то, пленника с Камчатки, — выспрашивал. Так вот же, вот видишь, пролив на карте Табберта обозначен. Стало быть, ни с какой Америкой там земля наша не срослась. Там наскрозь можно плавать. Вот с того я пишу им — побывать на обоих берегах, взять про все подлинную ведомость. И, поставя все па карту, приезжать. Ясно тебе?!

— Чего ясней!..

— Да ты садись, — мельком, машком руки дозволил Петр. — Чего ноги ломаешь. В ногах правды нету. У сидячего-то я еще кое-что выспрошу, — улыбчиво, вскользь сказал и опять погрузил глаза в бумаги.

— Значит, говоришь, не вор? А чего же ты его с корабля спихнул?

— Так я его не спихивал, ваше величество. Он сам в отставку пожелал. Говорит, хочу в Данию.

— Врешь! — незлобиво, но уличительно сказал Петр. — Врешь.

— Ну, вру так вру… Перечить не смею.

— С чего это в тебе такая робость, не смею… Ежели правда за тобой, смей!

— Так тут такая история, ваше величество, — с заминками принялся объяснять адмирал. — Их, человек шесть иностранцев, обошли повышением. В том числе и Беринга. Вот они ерша колючего из себя и выпустили: «Не желаем боле служить России». Ну, они люди вольные. Потребовали паспорта: хотим-де ехать в свои земли. Ну и с богом! На их место охотников много. И получше есть, посмекалистей, да в штурманишках плавают. А Витус этот Иоханнес узлы собрал, покуражился, покуражился, а потом на попятную. Стал проситься назад на флот. Да не вдруг одумался. А куда ты его определишь, места все заняты. Кораблей свободных нет. Он ведь еще строится, корабль-то, а капитан бывает на него назначен. Он сам и доглядывает за постройкой. А Иоханнес этот жмет, подает рапорт за рапортом: и в боевом-то деле он участвовал, и фрегатом командовал, и в Ост-Индию плавал. Чуть что ни сам водил туда корабли. Да вы все это знаете, ваше величество, я же в свое время вам докладывал.

— Не перебиваю, стало быть — катай дале!

— Так вот, пожалуй, и все Он в нашем флоте с мичманов. Поначалу-то всё камни возил на Котлин-остров.　Его адмирал Крюйс по вербовке привез к нам. Вроде бы в бытность матросом он на каком-то голландском судне ходил в Ост-Индию.

Адмирал не удержал улыбки, усмехнулся, докончил:

— Вот токо с этой Ост-Индией он себе нагрешил. В кажинном рапорте Индия, Индия, Индия. По всему флоту смешком разбежалось. Вроде побаски стало. А чего он плавал-то. Ну, может, разок, матросом. Так и того толком не узнать — было такое или не было. Он ни корабль не называет, на коем плавал, ни капитана. Скорее всего, для красного словца при вербовке было брошено. Я справки наводил…

— Хорошо! А помнишь, как ты за него заступался?

— Так отчего не помнить — помню. Хотелось тогда выручить человека из беды. Он совсем упал духом, обнищал. Вот оттого и прикрасил послужной список. А вы, ваше величество, требуете молвить правду. Скрывать от вас ничего не хочу, что было — то было!..

— Вот теперь --">