Франц Николаевич Таурин - Каменщик революции. Повесть об Михаиле Ольминском

Соболев. — Они пусть умирают… Ну, хватит, однако, воздух ворошить, господин хороший! — Давай ближе к делу! Мне нужен план помещения и все подходы к нему.

— Обойдемся без бумаги, — сказал Черепанов. — В этом здании, Леонтьевский, восемнадцать, раньше помещался наш ЦК. Так что, понимаете, я знаю здание и все подходы к нему как свои пять пальцев…

— Да я-то не знаю! — грубо оборвал его Соболев.

— Я вас сам проведу, — сказал Черепанов, — и укажу самый удобный подход.

— Не сдрейфишь?

— Наша партия не меньше вашей заинтересована в успешном исходе операции.

— Меньше ли, больше ли, будет видно, — проворчал Соболев и встал из-за стола.

Соболев знал, что Черепанов солгал ему, сказав, что на совещании в Московском комитете будет обсуждаться вопрос об эвакуации Москвы. Впрочем, ложь эта могла пригодиться, и вожак анархистов не был в обиде на своего эсеровского приспешника.

А вот про Щепкина сказано было точно. Замели контрика. Нелегальному центру анархистов не были еще известны подробности провала «Национального центра», но слух об аресте его председателя Щепкина уже прошел по подпольной Москве. Поговаривали даже, что Щепкин сам явился в ВЧК с повинной.

В действительности все было по-иному.

Три дня назад, уже под вечер, оборванный и грязный инвалид на гулкой деревяшке, с нищенской сумою через плечо, постучался в дверь одноэтажного каменного флигеля, теснившегося в глубине захламленного двора в одном из переулков Замоскворечья между Ордынкой и Полянкой.

Во флигеле жил бывший купец первой гильдии и бывший гласный городской думы Николай Николаевич Щепкин. Новая власть, экспроприировав его торговое заведение и трехэтажный каменный дом, великодушно оставила в личном его пользовании довольно просторный флигель.

С утратой некогда принадлежавших ему богатств гражданин Щепкин как будто смирился и даже поступил на государственную службу в одно из учреждений, ведавших продовольственным снабжением жителей Москвы, где его многолетний опыт по торговой части мог найти себе достойное применение.

По единодушному свидетельству всех соседей, Николай Николаевич вел жизнь скромную и тихую, как и подобает мелкому советскому служащему. Замечено было лишь, что к нему чаще, нежели к другим соседям, стучатся в двери нищие и убогие. Стало быть, жалостливый, доброй души человек.

Инвалида с деревяшкой тоже приняли приветливо. Сам хозяин дома встретил его в сенях, облобызал троекратно и провел в дальнюю угловую комнату, отделенную от прочих широким коридором и служившую как бы кабинетом.

Инвалид снял деревяшку и прошелся несколько раз из угла в угол, разминая затекшую в сгибе ногу, потом попросил пить, осушил принесенный ему ковш хлебного кваса и только тогда сказал Николаю Николаевичу, что готов к докладу. Хозяин гостеприимно предложил сперва подкрепиться с дороги, но мнимый инвалид отказался, сказав, что у него времени всего один час, даже и того не осталось, потому что в девятнадцать ноль-ноль должен он быть на Павелецком вокзале.

— Пусть положат мне чего-нибудь посущественнее, — сказал он, протягивая суму Николаю Николаевичу. — В дороге перекушу.

Николай Николаевич взял суму и, машинально оберегаясь, как бы не коснуться ею полы светло-серого пиджака, вышел из комнаты. Быстро вернулся и сказал, что сума будет собрана в дорогу.

— Садитесь ближе, — сказал гость и усмехнулся, — я приучил себя к мысли, что у каждой стены есть уши.

Гость сидел в глубоком кожаном кресле, которое трудно было сдвинуть с места, и Николай Николаевич переставил венский стул поближе к креслу. Но не успел еще усесться, как из коридора донеслись четкие быстрые шаги, дверь открылась, и через порог в кабинет шагнул высокий человек… в форме командира Красной Армии. И в тот же миг взметнулась вверх рука инвалида с наганом. Какой-то малой доли секунды не хватило ему, чтобы продырявить череп красного командира. Но Николай Николаевич с удивительным для его грузной фигуры проворством, перехватил руку инвалида, крикнув приглушенно:

— Все свои!

После чего попросил обоих убрать оружие (командир тоже изловчился выдернуть из кобуры длинноствольный маузер) и поспешно представил их друг другу:

— Господин ротмистр, доверенное лицо его высокопревосходительства генерала Деникина. Господин штабс-капитан, помощник начальника по строевой части курсов красных командиров, член нашего --">