(Chally the Squirrel) - Имя - Русь. Роман-хроника (СИ)

========== Часть I. Перепутье. 1352. ==========

Сквозь янтари сквозистой рыжей хвои

Лети, душа, в предбывшее стремясь,

Ты отыщи то пращурово поле,

Что вспахано задолго до меня…

1352.

Мальчик смотрел на ящерицу. Ящерица, коричнево-серая, в белесых продольных полосах, между которыми ровными рядками расположились ярко-коричневые пятнышки, была едва заметна на чешуйчатом серо-коричневом стволе старой сосны, опушенном понизу празднично-яркой, в солнечный день казавшейся совсем изумрудной порослью. Мальчик не шевелился, даже почти не дышал; ящерица тоже не шевелилась, припав к стволу и напружив выгнутые лапки, готовая в любой момент прянуть прочь. Ящерица была пуганная, недаром вместо долгого хвоста позади торчал выразительный обрубок; значит, не пустые байки, что они умеют отбрасывать хвост…

- Ва-а-ня-а-а!

Мальчик, вздрогнув, обернулся; ящерица живо шмыгнула вверх по стволу.

-…я-а! – откликнулось эхо.

- Ваня, ау-у! – присоединился другой звонкий голос.

Ваня, подхватив корзину, побежал на зов, мимолетно пожалев о спугнутой ящерице.

Стайка белоголовых ребят, составив лукошки, расселась на траве подле небольшой водомоины, точнее, ямы, в которой глянцевито блестела темная, настоянная на листьях вода.

- Прошка яиц набрал, сейчас печь будем, - повестил один.

Он, ловко управясь с кресалом, устроил костерок; остальные стали разворачивать захваченный из дому хлеб, печеные репины – у кого что было. Ваня тоже присел у костра, подумав – ноги гудели от ходьбы по лесным буеракам – стал разуваться. Все ребята были кто босиком, кто в лаптях, а у него лапти были особенные, плетенные из кожаных ремешков.

- А не жалко? – спросил он вдруг.

- Чего? – не понял Прошка.

- Птицы вот летали, гнездо свое устраивали прехитро – ты помысли, ведь одними но-сами! – яички свои лелеяли и берегли, а мы их детишек возьмем и съедим.

- Постник! – зареготал Прошка.

- Так, по-твоему, ничего и не съесть! – заметил старший из мальчиков, тот, что разводил костер. – Птичек жалко, рыбок жалко – им тоже, поди, больно, когда на крючок цепляют – про телушек уж и говорить нечего. Одной капустой питаться придется, да и то не уверен, что капусткам не больно – не зря на Ивана Постного ее рубить не полагается [1].

- Одно слово – попович, - снова хохотнул Прошка.

- Не попович, а монахович, - поправил доселе молчавший курносый мальчонка.

- А правда, Вань, кто у тебя батька – поп или монах? – полюбопытствовал кто-то из ребят.

- Инок, - строго поправил Ваня. Церковными делами он живо интересовался и хорошо разбирался во всяких тонкостях. – В пустыне, в лесу творит подвиг.

- И на кой надо, - проворчал Прошка, лениво развалясь на траве и закинув руки за го-лову. – Все добрые люди в монастырь на старости лет идут, чтоб доживать в спокое…

- Ты ничего не понимаешь! – мгновенно вспыхнул Иван.

- А что? – Прошка поднялся, упер руки в боки; уже намеренно задиристо высказал. – Все люди как люди, один твой как незнамо кто. Вот чё он в лес поперся, а?

- Ты… - Иван вскочил, сжимая кулаки. Он знал, точно знал, почему, но объяснять этому, который все равно ничего не поймет, и не хочет, да и не возможет понять… Прошка нависал над ним, здоровенный, нагло лыбящийся в ожидании драки, в которой, конечно, победит. - Ты… - вместо всех объяснений Иван выдохнул в ненавистную в этот миг рожу единственное, – отца не замай!

- А то что? – он был старше и никакой пыжащейся мелюзги, ясное дело, не боялся. Накостылять такому слегонца даже полезно, для науки.

Иван отступил на шаг. В драке ему явно не выстоять, но… Сдвинулся еще чуть-чуть, назад и вбок.

- А то что? – повторил Прошка с издевкой.

- Бог накажет!

Прошка кинулся… Иван змеей вильнул в сторону. И обидчик с разгону бултыхнулся прямо в темную воду.

Ребята со смехом протягивали бедолаге руки, помогли выкарабкаться. Прошка, мок-рый и злой, облепленный водорослями, стучал зубами.

- Ну, ты… я тебя сейчас…

- Довольно.

Старший из ребят вдруг твердо шагнул вперед.

- Довольно, я сказал, -

--">