Михаил Никитич Ишков - Операция «Булгаков»

Михаил Ишков Операция «Булгаков»

© Ишков М. Н., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

Вступление

Ist es moglich^[1]

Записки И. Н. Понырева, а также другие материалы, относящиеся к жизни и судьбе Михаила Булгакова, свалились мне буквально как снег на голову.

На поминках небезызвестного Николая Михайловича Трущева один из гостей подошел ко мне и предложил прикоснуться к «тайнам минувших эпох».

Затем многозначительно добавил:

– Причем к одной из самых охраняемых…

Старикан представился – Рылеев Юрий Лукич, исследователь творчества Михаила Булгакова, затем признался, что в «былые времена служил по линии наблюдения за литературной средой».

Подсек меня Лукич на ошарашивающий вопрос.

– Как вы считаете, молодой человек, читал Иосиф Виссарионыч роман «Мастер и Маргарита» или нет?

Мне очень хотелось ответить – черт его знает?! – однако с выдержкой у меня все в порядке. Я изобразил на лице высшую степень заинтересованности. Положение малопризнанного текстовика, желающего хотя бы в узких кругах прослыть солидным деловаром на книжном рынке, обязывало не проходить мимо даже самых вычурных и бесперспективных предложений.

В разговоре Юрий Лукич обмолвился, что в поле зрения органов Михаил Афанасьевич попал в 1922 году, когда завязал тесные отношения со «сменовеховцами», точнее – с литературным приложением эмигрантской газеты «Накануне», которое возглавлял Алексей Толстой.

– Все это время, – продолжил Рылеев, – документы на Булгакова хранились в одной папке со всей этой разношерстной компанией, искавшей для России «третий путь», а персональное дело, насколько мне помнится, было заведено в сентябре двадцать шестого, когда во МХАТе состоялся прогон «Дней Турбиных, о чем Булгаков упоминает в «Театральном романе»…

Затем загадочно добавил:

– Или не упоминает… В любом случае, без участия Петробыча здесь не обошлось.

Он по-чекистски пристально глянул на меня. Пронзил, так сказать, взглядом, словно проверяя, дошел ли до меня пароль и не брошусь ли я наутек, услышав заветное слово.

Помнится, Петробычем называл Иосифа Виссарионовича Трущев…

Я тоже ответил взглядом, настолько искренним, насколько может быть искренним взгляд гражданина, пережившего застойные восьмидесятые, перестройку, ельцинщину, разгул олигархического капитализма и так называемую «суверенную демократию».

Мы договорились о встрече, и уже дома, осознав, что мне не избежать очередного литературного путешествия, а для этого придется вновь шагнуть за горизонт, – я крепко перебрал с напитками.

Исследователь!..

Творчества…

Ага, по линии спецслужб.

Везет же мне на этих исследователей!..^[2]

С другой стороны, интерес к такой неоднозначной фигуре, как М. А. Булгаков, испытывали все, кому не лень – от инженеров-компьютерщиков и радиотехников-изобретателей до критиков от богословия и бесчисленных друзей, после обретения писателем заслуженной славы активно заявивших о себе воспоминаниями. О профессиональных литературоведах и говорить нечего, так что в подобной компании сослуживец Трущева вовсе не казался белой вороной. Наоборот, как раз в его руках могли сохраниться какие-то неизвестные свидетельства жизни Михаила Афанасьевича.

Мы договорились о конспиративной встрече, и спустя несколько дней я отправился в гости к Юрию Лукичу.

Для начала хозяин угостил меня чаем. Затем, обрадовавшись собеседнику, поведал о своем нынешнем житье-бытье. Поскольку каждый Рылеев должен любить свободу и бороться с несправедливостью, Юрий Лукич, как только представилась возможность, сразу и охотно вышел на пенсию и устроился литературным обозревателем в одной из центральных газет.

По его словам, с Трущевым они спелись на садовом участке под Вороново, где, совместно копаясь на грядках, замаливали грехи режима. Там, по-видимому, Николай Михайлович, чувствуя, что силы на исходе, а работу над поиском согласия прерывать нельзя, передал меня на связь новому резиденту.

Упомянув о Трущеве, Юрий Лукич вновь пронзил меня многозначительным взглядом.

– Николай Михайлович очень хвалил вас. По его словам, у вас есть хватка и остатки ответственности. Этого вполне достаточно.

Он помолчал, затем ненавязчиво попросил помочь в «одном --">