Александр Жебанов - Принцип Нильса Б.

Александр Жебанов Принцип Нильса Б.

Валюше, дорогой сестренке

Бедность сих строк от жажды что-то спрятать, сберечь, обернуться…

И.Бродский

Файл 1: сон

Я видел сны.

Мне снились: под паром поезд и машины. Подъемные краны. Высокие дома, зеленые деревья, а в небе облака… Как вата облака.

По горизонту горы. Антенны для дальней связи с космосом — и вдруг…

Из-за горизонта — мрак. Все копится, слоится. И уже не мрак — огромные драконы! Мне страшно. Меч в руке. Нет. Длинное копье. Мне тяжело. Драконы наплывают. Копье пронзает одного. И мрак стекает…

Алеет небо. На фоне неба трепещут флаги. Для людей играют горны — звонко-золотисто — и слышится: ура!

Вздымалось Солнце. И сотни тысяч струн, сжигающих и ярких, побили, посекли все сумраки и тени…

И я, солнцепоклонник маленький, как в древности жрецы, пел гимны Солнцу:

— Будь благословен Огне-боже наш от века до веков!

И с песней возносился — щекотка в животе — в ликующее небо — навстречу солнечному ветру! Дрожали солнечные струны и звенели хрустально-стеклянисто, распадаясь на мамин голос и слова: «Сына, вставай! Сына, пора!»

И я проснулся.

— Ну вот! — у мамы улыбались глаза. — Оденешь шорты и футболку. А это все стирать!

Мама уходит. В окно влетает ветер. Шевелит занавеси и привносит запах политых асфальтов и разогретых листьев. Гомонятся воробьи и гукают горлинки. А ведь я еду к папе на работу! Я живо вскакиваю. Вспомнив приснившееся, лечу на балкон.

Солнце, прорвавшись сквозь виноградные лозы, ложится на стены и пол, рисуя беспокойные тени. Но не было громады в полнеба и где же музыка небес? Все буднично, все было… Немного взгрустнув, плетусь обратно.

Но грусть моя недолга. Появляется папа, объявляет: опоздавшим двойную порцию каши! Я протестую и карабкаюсь на него. Он после ванны и пахнет гелем для бритья. Папаня непреклонен и тащит меня умываться. Мне остается лишь пищать, смеяться и звать на помощь маму.

Файл 2: потеря

Я стал давно грустнее и скромней. Сентябрь. Березы за окнами желтеют, роняют листья и, выбегая меж уроками во двор, мы уж чуяли запах увядания и близких перемен. Денечки становились прохладнее, а солнце блекло. Тревожно граяли, предвещая скорую разлуку, черные грачи, а на юг тянулись паучки на нитях-паутинках…

С усмешкой вспоминаю восторженного чудака, прибывшего в недалеком августе в этот город. Время, когда я, восхищаясь высотками, взлетел на лифте на двенадцатый этаж и с замершим сердцем, перевешиваясь через перила, следил с обморочной высоты за сплюснутыми людьми-мурашами и коробушками машин, закончилось. Теперь уж город не казался мне загадочно-большим, а просто довольно грязным, с невзрачным центром, а его рынок походил на заурядную толкучку кирзаводских бараков…

Все кончилось в один момент.

Вечерами во дворе становилось шумно. Я вышел погулять — присмотреться к пацанам и с тайною надеждой завести знакомства. Ко мне вскоре подошли двое. Ровесники, нормальные на вид. Как зовут, откуда и все такое прочее. Пойдем присядем… И я пошел. А когда сел, меня столкнули. С лавки, на спину назад. Я лежал и все смешалось в голове: зачем же так? Что я им сделал? Обида и горечь… А они стояли рядом и щерились в улыбках.

Я встал и сказал:

— Вот дураки! — и ушел.

Дома пришло ощущение: что-то я потерял. Несмотря на знакомые вещи, покойно меня окружавшие: диваны, шкафы, телефон, телевизор и стенку, — мне было тревожно. Потеряно было привычное и очень важное.

Я бесцельно бродил и туда, и сюда; брал знакомые предметы; выдвигал ящики стола; перекладывал книжки; рассыпал игрушки; перетряхнул одежду: все мне казалось — сейчас! Все мне казалось — вот-вот! Но было не то… Мама спросила: что я ищу? А что я мог ответить — лишь пожал плечами: и сам не знал.

И только когда я начал засыпать и увидел Солнце — то, мое, из детства, в полнеба, — узнал свою потерю. Ошеломленный, сел ночью на постели. Все прихлынуло ко мне — лишь глухо застонал: потеря была невозвратной. Потерял-то свой Город, свое Солнце, свою прежнюю жизнь. Молча смотрел в темноту, а сердце терзалось… Я тосковал: я хотел туда, хотел обратно!..

Файл 3: кирзавод

Иногда я вспоминаю горы…

Их основания всегда бледнее, чем вершины, и молчаливо дрожат, исчезая в густых струеньях асфальта --">