Винцас Юозович Миколайтис-Путинас - Повстанцы

— Пороха?.. А зачем тебе порох?

— Охотиться люблю.

— И ружье есть?

— Есть.

Человек минуту обдумывает. Еще раз внимательно вглядывается в обоих друзей. Понравились они ему с первой встречи. Тот, что покупал книги, — мужчина рослый, лет ему уж под тридцать, русый, с продолговатым лицом, длинным носом, крепкими, жилистыми руками, с виду толковый и дотошный. Сероватые глаза его не скользят поверху, а смотрят внимательно, открыто, хоть и угрюмо. Другой — пониже ростом, чернявый, тоже крепкий, смелый и рассудительный, пожалуй, еще поупрямее первого. Уставится карими глазами из-под темных, густых бровей — становится даже малость не по себе. С незнакомцем разговаривает он уважительно, но без тени заискивания. Видно, и среди крепостных Скродского завелись крепкие ребята, приходит к выводу незнакомец.

— Так как насчет пороха? — не отстает Пранайтис.

Человек одобрительно кивает головой:

— Ладно. Отыщем и порох. А ты его приберегай. По воронам не пали. Понадобится для зверя покрупнее… — добавляет он, как-то странно прищурив левый глаз.

Неизвестно отчего, только доверием к этому человеку проникся теперь и Пятрас. Все втроем подошли уже к окраине площади, как вдруг справа, где начинается главная городская улица, забил барабан. Барабанный бой означает, что предстоит какое-нибудь важное объявление: может, новые правила графа Чапского насчет базаров, а может — указ властей. Бывает, что так извещают о крупном преступлении, убийстве, грабеже, краже, о беглом колоднике, крепостном, солдате. Все стали протискиваться к тому месту, где гремел барабан.

Сквозь толчею пробиралось несколько мужчин. Барабанил человек с желтыми пуговицами, похожий на канцелярского служителя. Следом шагали дюжий жандарм с подкрученными усами, с красными шнурами на груди и другой мужчина, одетый по-барски, с пачкой бумаг в руке. За ними — кедайнский исправник, становой пристав, жандармский ротмистр и главный управитель поместий графа Чапского, В толпе шныряло еще несколько стражников и жандармов. С соседних улиц, со всех концов рынка, разбрызгивая грязь, стекались люди, словно барабан сзывал на какое-то необычайное торжество.

Барабанщик и сопровождавшие его остановились, а тот, с бумагами, влез на сани, чтобы все его видели и слышали. Люди сгрудились, шумели, кричали; угодив в лужу, кто ругался, кто смеялся, и казалось, трудно будет разобрать, о чем скажет пан, стоящий на санях. Но шум толпы заглушила нараставшая барабанная дробь. Внезапно она оборвалась.

Пан крикнул с саней:

— Эй, люди! Люди!.. Тише!.. Слушайте!.. Слушайте манифест его величества государя императора Александра Второго! Манифест об уничтожении крепостного права, панщины!

При этих словах толпа замерла как завороженная. До всех доходили слухи о скорой отмене крепостного ярма. Толки эти велись уже несколько лет, люди и верить в это перестали. И вот — наконец! Неужели взаправду?! Многие даже шеи вытянули и рты разинули, чтобы не пропустить ни единого слова.

А пан разгладил в руках бумаги, откашлялся, приосанился и принялся читать громогласно:

— Божией милостию мы, Александр Вторый, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский, и прочая, и прочая, объявляем всем нашим верноподданным. Божиим провидением и священным законом престолонаследия быв призваны на прародительский Всероссийский престол, мы положили в сердце своем обет обнимать нашею царскою любовию и попечением всех наших верноподданных всякого звания и состояния, от благородно владеющих мечом на защиту Отечества до скромно работающего ремесленным орудием, от проходящего высшую службу государственную до проводящего на поле борозду плугом или сохой.

После этого выспреннего вступления пан, слегка понизив голос, продолжал читать о том, как император усмотрел, что права у помещиков весьма обширны, но не определены в точности законом, а поэтому открывался путь тягостному для крестьян произволу.

Вскоре чтец охрип, запутался в длинных фразах, но снова напряг силы и подбодрился, читая, как царь призвал в помощь бога и решил издать положение, предоставляющее крепостным людям права свободных сельских обывателей.

Покашливая и покрякивая, пан читал, какие даруются права и налагаются обязанности на помещиков и крестьян. Так, за помещиками сохраняется собственность на всю землю, до сих пор находившуюся в их владении, а крестьянам --">