К. Рогнич - Бежать

переживёт всех остальных обитателей дома. Вот кого нужно было оберегать, подумала Мэг и снова почувствовала, как защипало где-то в носу.

Теперь она хотела вытащить зверька из дома. При мысли о том, что он сидит там, совсем один, напуганный и голодный, она приходила в ужас. Нельзя, ни за что нельзя было бросать там этот последний кусочек тепла и света. Последнее, что ещё дышало среди развалин прежней жизни. Она думала про то, что он, наверное, забился в угол клетки и не понимает, что происходит. Не знает, что это был за шум. Хочет пить и есть. Хочет, чтобы кто-то подошёл к нему и сказал пару слов.

О том, что вчерашний ночной человек (человек ли?) мог причинить вред её питомцу, Мэг почему-то не думала. Она боялась этого, конечно, но думать не смела. Откуда-то в ней поселилась уверенность, что, если много об этом размышлять, это случиться на самом деле. Он не мог тронуть мистера Питерса. Не мог. Да он бы просто не посмел…

Когда сквозь сетку веток и уже почти невидимую пелену дождя наконец показался дом, всё тело Мэг так и дёрнулось от напряжения. Ей почему-то не было страшно. Она вообще не чувствовала ничего, кроме дикого желания вытащить несчастное животное из логова смерти. Но вместе с тем сам вид этого здания, сам тот факт, что оно всё ещё стоит здесь – стоит, как ни в чём не бывало, целое и невредимое – потряс её до глубины души. Этот дом, их дом, как будто не знал о том, что произошло в его утробе, что случилось с людьми, сделавшими его частью своей семьи. Это злило Мэг, выводило из себя. Это сводило с ума.

Она осторожно выбралась из-за деревьев и шагнула на ведущую к дому дорожку, стараясь не поскользнуться. По этой вечно пыльной и ухабистой тропе они с Роджером ходили в школу. Мама махала им, стоя на крыльце и говорила, чтобы прибегали домой к обеду.

«Если ты ещё раз подумаешь об этом, Мэг…» – она не закончила фразу. Мысль скользнула в вату и скрылась где-то в глубине.

Почти не замечая движения собственных ног, девочка приближалась ко входу в дом. Посреди стены слепым провалом зиял прямоугольник темноты. Сбоку чуть слышно скрипела дверь, покачиваясь на ветру. А в самом низу, как будто очищенные от налёта мрака, торчали две ступни. Совсем мокрые и, конечно, почти каменные на ощупь. Мэг не знала. Она и не хотела знать.

Заходить в дом расхотелось. Она ни на секунду не подумала о том, что Ночной Человек может быть там, внутри. Это казалось невероятным, невозможным, абсурдным. Это не пугало её просто потому, что не могло быть правдой. Но ноги… Две большие широкие стопы на самом пороге дома… Они заставляли думать о том, что ещё лежит на кухонном полу. О ом, что придётся оказаться в одной комнате со всем этим. В одной холодной, тёмной комнате.

Но стоило подумать о том, зачем она пришла сюда, стоило только представить себе одинокого мистера Питерса – и сомнения как рукой сняло. У Мэг даже не было времени удивиться собственной смелости: она уже входила внутрь.

Кажется, одна из её ног всё-таки задела то большое и мокрое, что растянулось где-то внизу. Кажется, она даже размазала часть его по полу. Это что-то было ужасно холодным. Кажется. Мэг только плотнее сжала губы и мотнула головой. Она продолжила идти вперёд, к лестнице. Всё это казалось до абсурдного неправильным – идти по дому совершенно босой, да, к тому же, оставлять повсюду грязные следы. Проходя комнату, она неотрывно глядела вверх – так упорно, что глаза начали болеть, а мир порыли радушные переливающиеся круги. Мэг была этому только рада.

Оставалось только подняться на второй этаж. До мистера Питерса было рукой подать. Девочка осторожно взялась рукой за перила и сделала первый шаг, а затем второй и третий. Обычно деревянные ступеньки были самым шумным местом дома: они то и дело протяжно скрипели, детские ноги топали по ним невозможно громко, здесь скакали многочисленные йо-йо и мячики для тенниса. Теперь же они не издали ни звука.

Уже на середине лестницы Мэг поняла, что почему-то старается не шуметь. Она как будто боялась, что те штуки, что растянулись на кухонном полу, услышат её и оживут. Те штуки уже не были её семьёй и мысль о том, что они протянут к ней свои мокрые руки, заставляла ступать как можно тише. Почему-то это ужасно разозлило Мэг. Она не боится их. Она не дура. Она может шуметь, потому что знает – никто не поднимется с места. Ей нечего здесь бояться.

Вот что она подумала. И топнула ногой, так громко, как только могла. А потом ещё раз. И ещё. Топая, она поднялась уже на --">