Олег Панфил - Тыы-ы! Давай сбежим отсюда вместе!..

бухло. осень на плантациях. виноград. бабье лето. трах в тёмных углах. паутинки над полями. холодок за шиворот с небес.

И опять бухло. Музон.

Музыка заменяла нам религию.

Религия — это тоже школа пения.

Школа пения для свиней, гонимых на мясокомбинат. Религия обучает свиней петь на этом пути хвалебные песни. Забойщику, мяснику и пожирателю мяса. Поэтому религия не могла стать тем чтоделать, которое подошло для нас. А другая возможность — чувствовать. Это — было. В избытке. Стрёмная и уводящая вода чувств. Но без соломинки — без чтоделать. Тоска, сужавшая круги своей мишени. стихи. порывы беспокойства на закате. доверительные разговоры отчаянные. рваньё рубашки на груди. тайная стрёмная страсть, — безвыходная.

ну, пружина закручивалась, короче.

Моя пружина. Моя пружина уже трещала — уже не было места мне здесь. Я уже хотел, чтобы меня здесь не стало, — здесь не было места для самого главного.

Для любви, баа-алин! Да. Это обратная сторона религии. Это как если б свиньи любили мясника — чтобы быть нужными хоть кому-нибудь. В тайной надежде, что мясоед их ответно полюбит. А кому ещё они нахер сдались? С такой-то музыкой на устах:-). Что за пурга! Чтобы свиньи на самом деле любили резчика?!

Нет таких свиней. И религии у них нет.

Да?! А почему они в таком случае никуда не сбегают? А если и сбегают, то не очень далеко? Быть домашним животным — это самая страшная тайна мироздания. Без религии невозможно сделаться домашним животным.

Такая технология. Но что-то есть… что-то есть такое в религиозности — неминуемое, как детская ветрянка. Вот как зародыш в утробе проходит все формы — от рыбьих до хвостатых млекопитающих, так и зародыш нашего смысла проходит через религию. Да, но хотелось бы не с зародышем в голове жизнь прожить, а всё-таки успеть родиться.

Успеть! до аборта на мясокомбинате:-)

Но включили сны. Время — или кто? — включило сны, отодвинуло заслонку в памяти. Мне приснилось, что я очень долго находился на другой планете, очень далеко, в страшно удалённой части вселенной, так далеко, что помнил только краткими урывками об этом, вернувшись на землю. Я живу опять на земле и постепенно, в этих вспышках воспоминаний — сквозь нечеловеческий ужас — до потери памяти — кусочками вижу, что, находясь там, на одной из планет, я оказался возле странного бассейна, наполненного непроницаемо тёмной — как чёрный прозекторский каучук — вязкой массой. И вижу что произошло, когда я на миг повернулся к бассейну спиной: кусок этой живой тьмы проник мне в левую лопатку и левую часть шеи, и остался, затаился во мне.

И — всё! дело сделано! С этого момента нужно было как можно быстрее доставить меня обратно на землю, как контейнер для этой невыразимо чуждой хуйни. И вообще всё с самого начала было подстроено так, чтобы ЭТО заползло в меня, и таким образом пришло на землю. И я вижу, что произойдет — эта тьма внутри меня, ничем себя снаружи не проявляя, полностью подменяет меня, и только в какие-то миги острейшего моего сознания я вижу, как слева от меня, за спиной, уже полностью выросшее в чёрную каучуковую копию моего тела, ОНО делает пробные выходы наружу, — я будто со стороны вижу, как это создание выходит погулять из меня. И тут же от ужаса проваливаюсь в забвение. Но вижу и конечную фазу, цель. Когда ОНО совсем окрепнет и созреет — вижу как эта бабочка беспросветной тьмы разрывает, как кокон, моё тело и сознание, — вырывается из меня — и это конец всей планете, ничего не останется от нашей земли, как мы её знали. Эта жуть из сна — была такой интенсивной, такой побуждающей действовать ЧЕМ-ТО другим, напрягая ЧТО-ТО ДРУГОЕ в себе. То, что до этого никак не задействовалось.

Надо было действовать. Не руками. Не ногами. Не голосом. Не сердцем. Не членом. Не глазами.

Чем-то в себе, о чём раньше ты и не догадывался. Вот сейчас мне захотелось открыть заново то великое время.

А?

Ночь, твоя воля!… Возвращаться перед рассветом, в самый тёмный час. Видеть бродячих собак калачиком в палой листве. Нужно обойти общагу, и забраться в форточку душевой.

Если повезёт. Если не, — тогда по водосточной трубе на второй этаж. В окно общей кухни. За каждым жестом тянется запах промытой ветром одежды. Тусклый пол общего коридора. Тускло-зелёные, отсвечивающие масляно, стены.

идти тихо. за окнами бродячие псы свернулись калачиком в палой листве.

пустота в яйцах.

тёмно-янтарные поля сердца. смуглый --">