Андрей Донатович Синявский (Абрам Терц) - Кошкин дом

затаенном лице. Так он через каждые десять минут переспрашивал собеседника: «А вы когда эмигрировали?» Сперва смеялись, но потом всем без исключения делалось не по себе.

Главное — установить сеть в голове и этому направлению следовать.

А я выбрал вместо бредня японский калейдоскоп на отмели. Мало ли что в голове мешается? Это как живопись Кандинского с английской булавкой и с чорт-те чем. Все течет и смешивается, все тонет, не успев до конца рассказать о себе. Какой уж тут реализм? Слава Богу, освободился и давай ширять дальше.

Я давно подозревал, что наша память ошибочна. Мы носим внутри не то, что происходит, а то, что нам так или иначе в данную минуту недостает или выгодно. Пройдет минута, другая, и мы начнем (очнись, рамолик) видеть и понимать по-иному. Что в такой неопределенной ситуации прикажете делать художнику? Ловить момент?

Мне уже доказывали, что я не сидел в тюрьме (самое драгоценное время моей жизни). Мало ли что про меня говорили. Говорили, что меня вообще не было. Понимаете — вообще. Вот что смешно! И что уж тут сетовать, что одни воспоминания обо мне или мои собственные накладываются друг на друга и в итоге выходит совершеннейшее не то.

А тут, сбоку говорят о тебе, например, что ты колдун (потому что еще не умер), и всем скопом, толпою, идут убивать. Прилетишь завтра, и вот мое предисловие. Что же до пролога, то пусть говорит Камоэнс: «Одна таинственность — все небо, и чудо дивное — весь мир!»

Все жутко интересно. Если бы не одна мелочь. Я не уверен в себе. Всегда был уверен. Даже до наглости доходило дело. А тут вдруг стал сомневаться. Дайте вспомнить, с чего это началось?

А началось с того, что один ненормальный стал писать мне письма с требованием, чтобы я перед ним покаялся. А заодно бы покаялся перед советской властью, которая меня покарала, не получив на это с моей стороны благожелательной санкции, и очень за то обижалась. Не знаю, за что он на меня озлился, кажется, за то, что не признал его Иисусом Христом. Лучше бы ты человека убил, лучше бы ты сына своего зарезал во младенчестве, предлагал он мне покаяться и рисовал картины моих загробных мучений. Форменный садист. Хорошо, когда сумасшедший. А если в здравом уме?

Кто говорит? Автор говорит. Телефон говорит. Идите к черту! Вам самим пора лечиться. Мало ли какие мысли приходят в голову. Эскиз, если хотите. Ну кошка и кошка. Я не виноват. Каиново отродье. Зрение без помощи глаз. Мы знаем из сновидений, что таковое возможно. Только бы не поехать. А то и не заметишь, как время пройдет.

Лиловый сумрак собора. Витражи. Головокружение. Шартр — я не скрываю. Предвечный сумрак. Молчание. Все видят, ая не вижу. Обидно. Праздник у нас во Франции, как сейчас помню. 14 июля, взятие Бастилии. По Ромену Роллану. В молодости читал. И вдруг как шарахнет. У Эйфелевой башни. То-то зрелище. Фейерверк с того света. Лица, омытые смертью, носят подобие нимба. Одним бамбуком питаются. Молиться не из-под палки, а по изъявлению сердца. Видно, здорово я им всем досадил.

На рассвете скрипит птенец — пить просит, и птицы ведут бесконечные разборки, не давая спать. Думаю с тоской о собственной роли в романе: ничего себе демиург! того и гляди в России снова пойдут стрелять, а ты отвечай… Как наладить промышленность? На месте президента я бы сам украл шмат сала и бутыль джина. В порядке компенсации. Нечего быть ротозеями. И все бы заулыбались: ядерная держава!

Дайте передохнуть. До остановки поезда осталась одна минута. Никто и не заметит. А вдруг наткнусь? Ночами идет нескончаемая перекличка.

Тропики, что ли? Не устаешь фиксировать. Небо едва поблескивает. Да и там-тамы не унимаются. То ли снова ловят просочившихся в лес пассажиров, То ли ночная проверка встречных потоков движения. Мертвые и живые различаются по интенсивности звука, не говоря уже о тональности. Мертвые, считается, звучат мелодичнее, а живые несколько глуше, но те и другие склонны к мистификациям.

Говорят, живые и мертвые не должны пересекаться во избежание беспорядков, и контролеры устали опрашивать переселенцев.

Доносятся голоса с дальних дистанций. Может быть, с того света. Голоса приглушенные, мужские. Эхо по преимуществу женское (иногда в скобках).

Голос: — Дай мне жизнь !

Я (неожиданно для себя самого): — Ты вернешься к жизни.

Второй голос: — А куда пойдут другие ? (другие ?)

Я: — На запад.

Третий голос: — А другие ? (а другие ?)

Я: — На восток.

Четвертый голос: — А другие ? (а другие

--">