Эна Трамп - Рэга

шелковая рубашка, кожаная куртка. Бороду еще отпустил. Пижон. Игриво косился на Матвея, демонстрируя всею своей древнерусской статью полную вписанность в громадьё нового облика центра.

Но тут они свернули. Открылась цель.

Народу много, ретро-заведения в чести. Может, и лучше будет, в общем гевалте, Матвей забил в рот чебурек, оттягивая момент.

Мальчик развернул телефон с яблочком на крыше и стал листать, протянул им.

— Что, прямо вот сразу? — не поверил Пётр.

Матвей неловко ткнулся. Авив отобрал, сам увеличил, расширил. Матвей смотрел. Мужчина, загорелый, молодой. Авив снова поделал пальцами. Теперь фотография уменьшилась, стала видна девушка. Картина лучилась счастьем.

— Можно посмотреть? — Пётр умело масштабировал, туды-сюды. Подержал, вернул Авиву. — Парадный снимок, — отозвался Матвею через голову. — Ничего не поймешь, что на деле.

Вот как, значит, это будет. Матвея попустило.

— Ты его не видел. Я его тоже таким не знал. — Диалог между ними двумя. — Да что мы вообще знаем, — согласился Пётр. — Ты его встречал раз в десять на одиннадцатый, по обещанию… Генетический анализ делали?

— Зачем, — раздался скрипучий голос. Если закрыть глаза — то он бы и слышался старшим.

Авив спрятал айфон. Извлек из толстого пакета блокнот на пружине. Матвей заинтересовался — неужто пишет? Ручкой? Неужели справа налево? …Не видать.

— Моя мать Вероника заключила фиктивный брак, — заговорил он, взглядывая как-то, подслеповато. — С намерением ввести в заблуждение моего сáба. Дедушку. Она была… бе-хе-ра-йон, — выговорил с каким-то отвращением. — Моей сестрой. Дани. Через год она вторично вышла замуж. — Взглянул на них: они понимают? — Она должна была родить другого ребенка, — захлопнул. — А меня бы не было.

— Подростковая депрессия, — диагностировал Пётр. — У тебя была? — повернулся к Матвею.

— К психотерапевту обращался? — Матвею начинала нравиться игра. С таким Пётром и водки не лей.

— Психотерапевт учил записывать, — скрипнул Авив.

Помолчали. — Про деда, — Пётр, стряхнув оцепенение, Матвею.

— А, есть, — понял Матвей. — Ну, могу попытаться найти адрес. Здесь, в Москве… если жив. Для этого мне надо вернуться…

— Что ж она так-то, дала бы время.

— …в твою квартиру.

— Какая она моя.

— Твоя, — не согласился Матвей.

— Я здесь, — Пётр зажевал чубуком.

— Продашь.

— Разделим.

— Пропью.

— Покурим.

* * *

Пётр тянул эту новую современную коробочку. Матвей глянул — Авив словно ждал чего-то. Пётр тут же поймал, повернулся, словно мяч, включая подачу.

— В армии был?

— Я буду. «Цааль», — сказал Авив. — Когда вернусь. Но я не хотел бы…

— Не хотел бы так быстро, — помог Пётр. — Сперва разобраться с собой? Прилетел — а не боишься? Война.

— У нас война, — сказал Авив.

— А, это, — легко согласился Пётр. — Вот он хочет. А я его отговариваю. Раньше надо было думать.

— Что ты метешь, — обрезал Матвей. — Я сказал, что там люди. Там центр. Москва — глубокая периферия. И давай не чесать языком. Не об том песня.

Все посмотрели в небо. Но там нет ничего. Авив, должно быть, знает про войну больше их. И к чему тогда эти все разговоры?

Авив, в своем маленьком локальном конфликте, видимо ощутил что-то наподобие. Маленькая фотография. И все, что он был, оказалось под вопросом. Некуда ногу поставить.

И тогда они должны ему помочь. Снабдить его, снарядить. А это — оно никуда не денется, и некого просить.

— Хорошо говоришь по-русски, — говорил между тем Пётр, то самое, что вызвало такие затруднения у Матвея.

— Авив. Русский. Он из репатриировался. Алматы. Он. Его имя: Костя. — (Авив быстренько сразу словно снова разучился.)

— Спать собираетесь? — Пётр обернулся к Матвею. — Поедем ко мне. Но я вас утром покину. В пять тридцать — и на работу.

— Мать забронировала гостиницу, — сказал Авив.

Пётр фыркнул. — Твой папа, этот Авив, Костя, — БАНКИР?

— Авив исполнитель русского рэпа.

Пётр прикусил язык.

— У меня есть брат и две сестры, — подумав, заговорил он, обращаясь к Авиву. — Вторая — приемная. У нее другая и мать, а отцы у всех разные. А своего я не знаю. И я никогда не хотел его найти.

— Я подумал, он твой отец? — Не такой уж у него был и скрипучий голос.

— Он мой друг, — сказал Пётр.

Матвей моргнул. Ему Пётр так никогда не говорил. «А разве о таком говорят?»

Авив сказал: — У тебя тоже.

* *

--">