Алексей Витальевич Мекка - Сандалики

– Направили на флюорографию.

Дед кивнул и я понял, что домой мы поедем не скоро.

– На третий этаж.

Мы поднялись на два этажа и снова сели, с интересом поглядывая на железную дверь. Над ней горела лампа в прозрачном кожухе, на котором краской было написано «НЕ ВХОДИТЬ». Я замер, глядя на эту лампу и начал считать. Один. Два. Три. Четыре…. Двадцать четыре. Считал я не долго, ведь дальше сотни еще не доходил. Так долго ждать мне еще не приходилось, а потребность столько считать появляется гораздо позже. Дед не отвлекался от газеты, читая о последних открытиях медицины. Специализированные журналы в этих краях были роскошью, поэтому местные типографии закупали несколько экземпляров и старательно множили их содержание на дешевой газетной бумаге. Даже врачи пользовались этими газетами, после прочтения разрезая и раскладывая их в местном туалете.

Когда лампочка погасла, из-за двери выскочила энергичная женщина и протянула руку. Мама быстро отдала ей бумажку, которую та бегло прочитала и пригласила нас пройти. Дед, как и прежде, остался в коридоре.

Мы вошли в темное помещение, во главе которого стоял большой железный аппарат, прикрученный к потолку. Под ним было что-то среднее между столом и кроватью, а рядом – железная лесенка с черной пластиной.

– Раздевайтесь?

Я стянул рубашку через голову и довольный своей сообразительностью стоял перед мамой, которая недовольно на меня взглянула, но сразу же отвлеклась на врача – та уже тянула меня к черной пластине.

– Встань сюда и подними руки. – Она опустила пластину так, чтобы ее край упирался мне в подбородок. – Вот так. – Она засунула еще одну пластину за ту, что была передо мной и принялась возиться со стальным монстром, который был подвешен к потолку.

Я услышал скрежет позади и замер, ожидая укола. Укол мне казался самым логичным продолжением процедуры. Захотелось расплакаться.

– Не двигайся.

Послышался хлопок железной двери и голос из динамика заговорил:

– Не дыши. – Я втянул побольше воздуха и застыл. Послышался гул. Всего секунду. – Дыши.

– Уже все?

– Все.

Дышать стало хорошо и свободно. Будто кто-то забрал весь балласт из моего тела.

Мама протянула мне рубашку – я надел ее так же, как и снял – и отправила в коридор. Увидев меня, дед отвлекся от газеты и спросил:

– Страшно было?

– Совсем нет.

Он угукнул и продолжил читать, а я принялся застегивать эти проклятые сандалики. Мать еще долго провела в кабинете за железной дверью, а поганый ремешок никак не хотел заскакивать в железную пряжку, то и дело, изгибаясь и отстраняясь. Совсем отчаявшись, я смял задники и важно зашагал по деревянному полу в эдаких импровизированных вьетнамках. Они звучно и забавно шлепали, когда я ускорялся, стараясь разбежаться, чтобы проскользить на них самой гладкой из досок под ногами. Дед долго терпел эти пляски, пока ему это окончательно не надоело. Он отложил газету и попросил меня сесть и спокойно подождать маму. Я не умел так долго ждать.

Когда мама вышла, я уже успел отпроситься у деда и прыжками спускался по лестнице. Она вышла за мной и попросила, чтобы я не уходил слишком далеко от машины. Так я понял, что мои процедуры на сегодня закончены и скоро мы поедем домой, ведь более оставаться в этом доме мне не хотелось.

Спустившись, я остановился и закашлялся. Так сильно, что из кабинета вышла врач, но я уже бежал к выходу, поэтому не слышал, что она мне сказала. Такая мелочь, как кашель не остановит детскую резвость и любопытство, идущее вразрез даже со здравым смыслом.

Я обежал машину. Как дед, я осмотрел ее колеса. Хотелось заглянуть под капот, но он был закрыт. Так бы я мог быть похожим на взрослого, копающегося в автомобиле. Такого измазанного маслом и соляркой механика. В комбинезоне. Веселого и странно пахнущего.

Что-то не сложилось быть похожим на взрослого. Да и взрослым быть тоже не очень-то получалось.

Мне нравилось играть с фонариком, подаренным на один из тех многочисленных детских праздников. Нравилось светить куда-нибудь и угадывать, достает ли луч света до объекта или же мне только кажется, что достает. Или же это только мое воображение. Мой фонарик не требовал