Олег Викторович Зайончковский - Любовь после «Дружбы»

Олег Зайончковский Любовь после «Дружбы»

Нижеследующая история относится к тем еще временам, когда у нас водились индейцы. Вымирали постепенно, но еще водились. Впрочем, может быть, их и на ту пору оставалось уже только двое на весь город — двое последних престарелых могикан. Их тогдашние индейские имена унесла река забвения; в мире же бледнолицых их звали Гарик и Геныч.

Разумеется, нелегко приходилось индейцу в СССР. Тогда считалось, что индейскому народу надо жить в Америке — жить и бороться там за свои права. А у нас все народы соединились в общность — такую общность бледнолицых, именуемую «советский народ». Эта общность днем училась и трудилась, а по ночам спала в койках. Что же оставалось делать нашим индейцам, пусть немногочисленным, если они-то хотели днем бездельничать, покуривая трубку, а ночью красться тропой войны? Ничего им не оставалось, кроме как притворяться обыкновенными гражданами, ходить в школу и стареть, забывая постепенно свои настоящие имена.

Но иногда индейский дух давал все-таки о себе знать…

Однажды, теплой июньской ночью, а правильней сказать, поздним вечером, потому что ночь в июне приходит только назавтра, Гарик и Геныч сидели в детсадовской беседке и курили. Табак был просто табак, но он кружил им головы, потому что индейцы только недавно научились затягиваться «в себя». А получасом ранее беседка еще полна была народу, потому что в ней любила повечерять окрестная общность не старше семнадцати лет. Общность блеяла под гитару, грызла семечки и вела разговоры, состоявшие по большей части из междометий.

Теперь беседка обезлюдела. Пол ее был усеян семечковой шелухой и окурками, а по углам таяли сугробы табачного дыма, медленно утекая сквозь дощатые стены. Но в головах у Гарика с Генычем еще звучал гитарный романтический звон. Им совершенно не хотелось спать, и настроение у обоих было самое что ни на есть индейское. Друзей тянуло на приключения.

— А что? — предложил кто-то из них. — Давай сегодня пошляемся?

«Пошляться» — это был их пароль. Он обозначал любимое индейское занятие — военные маневры против вымышленного неприятеля. Будь Гарик с Генычем помоложе, они бы давно уже шлялись, вместо того чтобы тратить вечер попусту. Но в том-то и беда, что индейцы были стары и уже не так сильны на вымысел, как прежде. Воображение их с возрастом ослабело и не могло представить детсадовский двор техасским ранчо, а улицы микрорайона превратить в каньоны и ущелья. Даже под флером июньской ночи действительность не желала пересоздаваться, как ни зажмуривайся. Поэтому, когда один индеец предложил другому пошляться, другой только кивнул согласно… и оба не двинулись с места. В эту важную минуту они поняли, что им остается либо как-то примениться к предлагаемой реальности, либо идти спать.

И тут Гарика осенило.

— Идея! — воскликнул он. — Давай запоремся в «Дружбу».

Геныч ответил не сразу. Идея была даже по индейским меркам смелая.

«Дружбой» назывался пригородный пионерлагерь, в котором все наши ребята и девчата в три летних заезда проводили свое счастливое детство, пока оно не кончалось. А когда кончалось, лучших из них брали в «Дружбу» пионервожатыми. Детство закончилось и у Гарика с Генычем, но они, разумеется, в число лучших не попали. Зато попали некоторые их знакомые девочки; какие — об этом речь впереди. Собственно, последнее обстоятельство и натолкнуло Гарика на мысль наведаться в «Дружбу», хотя Генычу он об этом не сказал.

А Геныч подумал-подумал да и согласился:

— Лады, — решил он. — Валим, устроим им какой-нибудь кипиш.

В их малочисленном племени Геныч исполнял обязанности вождя. Он был и.о., потому что Гарик его на эту должность не назначал, но и не выражал протеста. Таким образом, раз Геныч постановил идти, значит, решение было принято окончательно.

Ходу до «Дружбы», если даже добираться не проезжими дорогами, а напрямик, было километров пять. Однако испытание предстояло не столько ногам индейцев, сколько их боевому духу. Дело в том, что путь их лежал через земли, принадлежавшие не условному, а вполне настоящему противнику. Остался позади родной микрорайон, в котором Гарика с Генычем знала каждая собака. Потом друзья прошли частный сектор, где собаки им были знакомы через одну. А потом… потом надо было пересечь черту, за которой начиналась вражеская территория. Черта была невидимая, но хорошо известная всем городским обитателям. Даже упомянутые --">