Жак Шессе - Покой мертвых

Жак Шессе Покой мертвых

I hate to see that evening sun go down.

Saint Louis Blues^[1]

– И чего это всем этим англичанам приспичило умирать непременно здесь, в этих горах?

Когда-то Восточный экспресс останавливался у вокзала над озером неподалеку от заброшенного кладбища.

Она сказала «все эти англичане» и стала разбирать имена на разбитых плитах, поросших травой: целое семейство из Портсмута – 1884 год; дальше – бирмингемцы, надпись почти стерлась от дождя, ветра, поросла мхом; еще дальше – лондонцы, 1901 год. Она как пес рыщет от могилы к могиле, выбирая те, где еще хоть что-то можно разобрать, склоняется над разбитыми могильными камнями и чистит залепленные землей буквы. После чего произносит имена усопших, ее голос сливается с жужжанием пчел, в неимоверном количестве окружающих нас: «Уилер Джон, Уилер Тимоти, Роше де Нэ, 24 августа 1913. Скотт Эндрю, Скотт Джексон, Роше де Нэ, 4 сентября 1922…» И вдруг, обернувшись по мне, спрашивает:

– Ты меня любишь?

Ее волосы блестят в полуденном свете. Она продолжает читать надписи на надгробиях, словно петь песню. «Уильям Абрахам, Уиллис Джейн, 23 июня 1924… Остин Артур, Пирс Джулиан… Никак не возьму в толк, отчего все эти англичане решили сложить свои головы именно в этих горах…»

Мы бродим по заброшенному кладбищу, раскинувшемуся на вершине лесистого холма, под нами слепящая озерная гладь и рельсы заброшенной железной дороги. Верхушка лета. Жужжат пчелы. Напротив нас, подобно миражу, колеблется под белым от зноя небом Савойя. А что начертано на твоей могиле, Элла? Кукушкины слезы с запахом ванили, брусника, водосбор… Элла, никто не пропоет твое имя над твоей могилой, даже я, молча обходящий плиты и думающий о тебе. Слова, сожаление, дым, обет над прахом, дыхание, растворенное в воздухе… Ни голоса, ни лица, ни очертаний тела, Элла, ничего, кроме сожаления, носимого ветром подобно никогда не написанной мелодии.

Другой голос, земной, тянет и тянет свою литанию: «Хилс Дэвид, Хилс Дебора, мертвые англичане, восхождения, веревки, расщелины, падение в бездну, гробы в маленьком красного цвета поезде, ты меня любишь, скажи, ты любишь меня, иногда от тебя ни слова не добьешься, это из-за того, что мы на кладбище, из-за жары или еще из-за чего-то?»

В тот день Элла была налегке, ни сумки, ни свертка, ничего, даже удостоверения личности при ней не было, лишь она сама, ее платье, ее сандалии… она, должно быть, поскользнулась на траве у края обрыва или плохо себя почувствовала, и у нее закружилась голова, а может, просто она захотела умереть – она ведь говорила об этом – и спрыгнула вниз. Неизвестно. Так кончают с собой животные. И сумасшедшие. И ангелы?…

– Ах, оставьте ангелов. Вам хорошо известно, что ангелы бессмертны.

Полицейский наряд вернулся до наступления ночи; чета орлов, как каждый вечер, зависла над утесом, а затем со свистом летит вниз – я их не вижу, но знаю: по движению воздуха, по прижавшейся к земле траве. Полицейские сгибались под тяжестью мертвого тела, упакованного в клеенчатый мешок и уложенного на носилки, лишь одна худая рука выпросталась. Такая легкая, стремительная в жизни, после смерти она оказалась тяжелой и неподвижной. Полицейские заполнили бумаги, без конца звонил телефон, мешок перевязали веревкой, положили в металлический ящик и увезли. На поезде. Не осталось ничего. Только ветер спустился со склона и долго гудел, рассказывая о падении тела на камни. Но кому внятен язык ветра? Кто знает, о чем он ведет речь над нашими могилами?

Та осень была похожа на все другие: багряно-желтые сады, поспевший на продажу мед, пышные хризантемы до самого Дня поминовения усопших. Палящее солнце. И с тех пор все эти годы голос: «Элла, Элла, почему ты умерла?», и другой, вторящий ему: «Скажи нам, кто тебя убил, Элла, кто тебя убил и не признается?» Странная была та осень. Наполненная Эллой. Словно, умерев, она не отпускала нас: голос то улетал, то возвращался, то взмывал с земли и уносился ввысь, похожий на никогда не написанную неумолчную песнь. Затем пришла зима. За ней весна. И снова раскаленное добела лето, голый хребет, горы, сверкающие утесы, чета орлов, зависшая над пропастью и вдруг с клекотом и свистом крыльев падающая вниз за добычей.

Девушка пробирается меж растрескавшихся стел срывает плющ, обвивший камни, скребет имена и даты. Это большеротая блондинка с колышущимися грудями и обтянутыми юбкой бедрами. Она производит много шума, потеет, курит: --">