Владимир Борисович Жемчужников - Долгая, долгая зима

Долгая, долгая зима

Я давно не летал. Даже забыл, когда это было в последний раз — десять, пятнадцать лет назад? Нет, пятнадцати, пожалуй, еще не прошло, потому что я хорошо помню, как в тот последний раз перевозил через большое болото одного мальчишку, болото было ядовито яркое, как в цветном фильме, с зелеными плесенными разводами по ржавой воде, в которой даже не отражались облака, с желтыми обманчивыми островками высохшей осоки; летелось легко и, осмелев, я спускался к самой воде: мальчишка у меня за спиной чувствовал себя, как у Христа за пазухой, и дрыгал от восторга ногами; дотянули мы с ним до берега…

И вот — опять это ощущение легкости и силы.

Лето. Белые изваяния облаков, гулкий сосновый лес, трава, запятнанная солнцем. Посреди леса — широкая, накатанная до синего отблеска дорога, которая нацелена на дальние горы, туда, где рождаются облака.

Мы, двое мужчин, стоим на дороге, задрав головы. Невысоко, над вершинами сосен, кружит легкий самолет, который ведет наш товарищ. Я кричу ему, машу руками — он не слышит и не видит, и все мечется по кругу, как привязанный. Рули у него там заклинило, что ли? Я снова резко машу рукой в ту сторону, на горы: валяй туда!

— Помнишь, я летал к горам вдвоем с инструктором? — говорю я товарищу, стоящему рядом. — Там красота!

Опасно близко подлетали мы тогда к скалам, низко ходили вдоль ущелий и собирали в залесенных распадках серебряные нитки ручьев и речушек — на спор, кто больше. Азартно, как пацан, вертелся я в кабине, чтобы первым заметить внизу ручей, но все равно инструктор легко победил в том споре, он был опытней и лучше меня знал, где что лежит на земле.

А сейчас инструктора нет с нами. Я остался за командира этого летного подразделения, состоящего всего из трех человек, и самолет теперь в нашем распоряжении, нам позволено делать самостоятельные вылеты даже к тем далеким горам, нам выделили уйму бензина — летай, сколько хочешь.

И сегодня один из нас решил воспользоваться такой абсолютной свободой. Он поднялся без моего разрешения — выждал, когда меня не было рядом с самолетом.

Он все еще кружит над соснами, удерживая машину в резком крене. Самовольничает в упоении! Не выпал бы из кабины, каналья.

Мне не жалко — пускай тешится. Я нисколько не сержусь, что он сел в самолет без моего спросу, у меня нет командирского тщеславия. Только досадно: какого черта он жужжит, как муха, на одном и том же месте! Раз уж вырвался, так дуй куда-нибудь подальше: Или боится?

Мне наконец надоедает его бессмысленный унылый полет по кругу. И я отдаю приказ приземляться — скрещиваю над головой руки. Ага, он заметил мой решительный жест, разворачивается на посадку. Идет, идет прямо на нас, нацелился в лоб, видно, разозлился, что не дали ему полетать вволю.

Мы стоим, загипнотизированные лобовой атакой самолета. Нам уже не остается времени, чтобы отскочить на обочину, мы только успеваем пригнуться. Едва не побрив наши макушки, самолет без всякого пробега садится на дорогу, сразу за нашими спинами, — не садится, а буквально падает. Эх, нет тут инструктора, он бы взгрел за такую посадку!

Все-таки он нас славно пугнул, наш товарищ. Чтоб скрыть не прошедший еще испуг, я начинаю распекать неумелого летуна. Какого дьявола ты вертелся муха над дерьмом?! Что, скажешь — заклинило рули?.. Признайся честно: испугался лететь к горам. Испугался, да? Но ты же знаешь, что самолет теперь в полном нашем распоряжении, бензина оставили уйму и разрешили маршруты до гор и обратно.

Мои друзья радуются, словно слышат об этом в первый раз. Они предлагают лететь к горам немедленно, ни тот ни другой не бывал еще там. А я говорю — хватит на сегодня. Куда нам торопиться? Завтра налетаемся. Нет, сегодня — настаивают они. До захода солнца успеем обернуться? — спрашивают они. — Успеем, — отвечаю.

Я все еще не решаюсь. Я думаю о том, что у меня не было ни одного самостоятельного вылета к горам — только с инструктором. Сейчас мне предстоит самому сесть на место инструктора. Имею ли право рисковать? Разве у меня такой уж большой опыт? Может, всего на несколько часов налетал больше, чем мои товарищи. Мое молчание затягивается. Я чувствую, что вот-вот прозвучит тот же вопрос, которым я пристыдил своего друга: «Боишься, да?»

И я соглашаюсь лететь.

К самолету не надо идти далеко, он рядом, нужно только сделать шаг и наклониться. Впрочем, оказывается, у нас не один, а два --">